Blackbird (ЛП)

Внутри Юри что-то упало камнем, и он тут же безмерно пожалел, что взял с собой «Das Reich». Еще неделю назад с подозрительным ликованием на радио «Берлин» сообщалось, что немцы вскрыли могилу с двенадцатью тысячами польских солдат, убитых советскими людьми близ Катыни в 1939. Это звучало так же мелодраматично, как и вся нацистская пропаганда — с перечислением всех зол, идущих от большевиков, но в этот раз рассказ содержал такое количество точных деталей, что это не было похоже на стиль Геббельса. Это могло быть сфабриковано, да. Но что-то свербело в глубине души Юри, подсказывая ему, что это могло быть правдой. Он быстро перевернул страницу.

— Юри, пожалуйста, посмотри на меня.

Какая большая ошибка — позволить Виктору видеть его насквозь в такие моменты… Он не решился выполнить его просьбу.

— Юри, ты же не… Ты ведь не веришь в такие сообщения, да?

— Я не знаю, — сказал он настолько безэмоционально и спокойно, насколько мог. Какое-то время Виктор ничего не говорил, и Юри изо всех сил надеялся, что он оставит эту тему и вернется к шуткам о революции в Миддлмарче, а Юри сможет почитать рецензии на книги или что-нибудь другое, безвредное и безобидное.

— И с какими же мнениями герра Геббельса ты согласен еще? — голос Виктора стал выше и неустойчивее. Черт. — Что твои друзья в Лондоне — вероломные разжигатели конфликтов, которые втянули Германию в войну? Что поляки похитили тысячи немецких детей? Что мы… Что я — звероподобный недочеловек?

— Ты же знаешь, что я так не думаю. Не говори такие вещи.

— Так почему же ты решил, что немцы говорят правду, заявляя, что мои товарищи — жестокие убийцы?

Юри наконец-то посмотрел на него, отшвыривая газету на колени.

— Я сказал, что не знаю, Виктор, а не то, что я согласен с его мнением! Ты хотя бы читал или слушал последние отчеты? Там собрали комиссию, вмешались Красный Крест и люди со всей Европы. Это не то, что обычно происходит в их пропагандистских выдумках.

— Ах да, простите, комиссия, конечно. А я, кстати, лучше и честнее всего выполняю свою работу под дулом пистолета.

— Неужели ты не можешь даже представить, что за этим может скрываться какая-то истина?

Взгляд Виктора стал диким.

— Представить, что мои соотечественники, мои товарищи, советская армия, которая теряет больше мужчин и женщин на полях сражений, чтобы освободить Европу, чем армии стран-союзников вместе взятые, могла бы убивать невинных, словно мы… словно мы какие-то нацисты, тогда как мы только вошли в Польшу четыре года назад, чтобы защитить ее население? Да я скорее жизнь отдам, чем поверю!

Во сколько же явных неправд Виктор готов был еще поверить?

— Знаешь, Англия не была невинной с самого начала войны. Только представь, какого рода военные отчеты мне доводилось читать про войну в Азии! Что британцы берут черепа моих соотечественников как трофеи, что австралийцы и американцы убивают японских солдат, а не берут их в плен, когда они сдаются! Что моряки, уплывающие от тонущих кораблей, получают пули прямо в воде. Это ужасно.

— Значит, если «Das Reich» напечатает что-то о том, что это англичане построили лагеря тюремного режима в Польше, и, может, какой-то там многомудрый маршал Петен (5) заявит, что это правда, потому что он весь такой из себя эксперт, ты этому сразу поверишь и снова сменишь стороны, снова кого-нибудь предашь?

Юри резко скомкал газету до того, как понял, что натворил. Из всех слов, которые Виктор мог сказать, конечно же надо было выбрать именно то, которое разрывало его грудную клетку и вонзалось в сердце ножом. Он выскочил из-под покрывала, встал и отвернулся.

— Юри, стой… — и вот теперь-то его тон, конечно, смягчился.

— Ты сидишь тут и обвиняешь меня в том, что Геббельс запудрил мне голову, — сказал Юри, надев рубашку и пытаясь застегнуть пуговицы одной рукой, пока другой начал бросать вещи в чемодан. — Обвиняешь ты меня, при этом сам с большим удовольствием глотаешь всю сталинскую пропаганду, какую только тебе скармливают. Конечно же я, черт подери, поверил, что большевистская революция — это лучшее по твоему мнению завершение романа Джорджа Элиота! Ты, наверное, еще думаешь, что тебе не придется убирать этот дурацкий дом, если швабра и ведро коллективизируются! Иногда ты живой человек, а иногда я как будто включаю радио «Москва»! — Юри ощущал, что лицо горело, и не поднимал глаз, уводил их как можно дальше от Виктора, пока искал свою обувь по комнате. — Называй меня предателем, если хочешь, но лучше я буду предателем с ясным сознанием, чем патриотом без единой собственной мысли в голове.

Он с силой захлопнул крышку чемодана и закрыл защелки.

— Юри… Не уходи, пожалуйста, — Виктор тоже выбрался из кровати, с опаской останавливаясь в паре метров от Юри, как будто перед диким зверем, который мог атаковать. Юри сглотнул и соединил с ним взгляды.

— Мне нужен свежий воздух. И сигарета. Я выйду на связь обычным способом, чтобы договориться о нашей следующей встрече, капитан Никифоров.

Уходя, он позволил двери хлопнуть.

____________