Благие намерения

К тому моменту, когда с расспросами было покончено, у детей начался тихий час. Члены комиссии уже собирались уезжать, и Леонид Васильевич решил приехать на следующий день, чтобы познакомиться с Ромой в спокойной обстановке с утра. Он поговорил с директором, обрисовал ей ситуацию, но попросил пока ни с кем из персонала ничего не обсуждать. Чутье подсказывало ему, что он нашел то, что искал, но делать преждевременные выводы и обнадеживать сына не хотел. Поскольку никто из семьи ничего не знал о датах выездов комиссии, то он решил, что вполне может рассказать обо всем Владимиру уже завтра вечером, если, разумеется, все сложится удачно. По дороге в Москву он никак не мог отделаться от мысли, что уже где-то видел этого мальчика, вместе с этой мыслью к нему пришло какое-то сосущее глубинное ощущение собственной вины, которое не удавалось ни проанализировать, ни прогнать.

Вечер дома прошел как обычно. Он немного поиграл с Маргариткой, правда, она почувствовала его напряжение и начала свою любимую игру в расспросы:

- Деда, ты какой-то не такой.

- Почему ты так думаешь?

- Ты невеселый, у тебя внутри не горит лампочка.

- Ишь ты. Какая-такая лампочка?

- Ну, твоя лампочка. Когда она горит, ты веселый и смешной. А сейчас мне тебя жалко. Деда, давай я тебя пожалею, а потом включу лампочку.

- Давай, а как?

- Просто. Деда, миленький, я тебя очень-очень жалею. А где у тебя включатель?

- А как ты думаешь, где он может быть?

- Как у Карлсона на животике?

- Нет.

- На спинке?

- Нет.

- На носе?

- На носу, правильно говорить – на носу. Нажми, проверим.

Маргарита нажала на нос и выжидательно уставилась на деда.

- Нет, деда, лампочка не работает. Иди-ка ты спать.

- Мне-то спать еще рано, а вот тебе уже скоро пора будет. Так что давай я тебе почитаю пока.

- Нет, мне папа почитает, он обещал. Ты лучше иди чаю выпей.

Леонид Васильевич в который раз поразился восприимчивости внучки. Это наследственное. В детстве он тоже был очень восприимчив к чужим печалям, но чтобы в таком раннем возрасте так тонко все чувствовать… Он подумал о том, что эти способности надо развивать. Вполне вероятно, именно они смогут ей пригодиться, к тому же известный факт, что у людей, лишенных возможности реализовывать одни способности, ярче проявляются другие. В это время он услышал, как домой вернулся Владимир, хотел было рассказать ему о Маргаритиной догадке, но потом осекся. Делиться сейчас тем, что было у него на душе, с Володей не хотелось, но и альтернатива остаться в кабинете один на один с собой тоже не казалась ему привлекательной, поэтому он просто пил чай на кухне, смотрел, как основательно проголодавшийся за день Владимир ест, и слушал рассказ об очередном деле. В соседней комнате журчали женские голоса, было тепло, спокойно. Так, как должно было бы быть, если бы не смерть Анастасии, не трагедия Маргариты, не камень, лежащий у него на совести…

Он был не из тех, кто носит в душе некий эталон, идеальное представление о жизни, с которым соотносит реально происходящее, обычно не в пользу последнего. Он просто шел по жизни, делая то, что должен был делать, и дел этих было слишком много, как слишком много было и чужого горя, с которым он призван был бороться, чтобы у него оставалось время на посторонние мысли. А теперь они переливались через край этой упорядоченной действительности. Как в свое время Анастасия Павловна никогда не ставила под сомнение его правоту, так и он, вслед за ней, за ее верой в него, никогда не сомневался в себе. А теперь, оставшись без нее, утратив эту опору, оказался беззащитен перед всем тем, о чем не задумывался раньше. Правильно ли он прожил свою жизнь, и если да, то почему страдает Маргарита? И, возможно ли, что, взяв в дом сироту, он что-то изменит в ее судьбе? Он сожалел о том, что в свое время был слишком мал, чтобы понять, верил ли в Бога его отец, а сейчас уже не у кого спрашивать, тем более что все окружающие ждут ответов от него самого.

Утром он отправился в интернат.

Малыш оказался абсолютно здоровым, очень ровным и приятным в общении, достаточно дружелюбным, но без панибратства, и держался он с большим достоинством. Вернувшись домой после своего второго визита к Роме, Леонид Васильевич вызвал на совещание Владимира. По итогам проведенных действий было решено с усыновлением не затягивать.

Несколько раз Володя и Елена ездили в интернат, общались с Ромой, а в последний взяли с собой и Наталью, поскольку она все-таки тоже была как бы членом семьи, да и Леонид Васильевич верил в ее интуицию и считал, что у нее «глаз – алмаз». К тому же было важно, чтобы мальчик понравился и ей.

6.

Итак, выбор был сделан, и поскольку с формальностями по оформлению опекунства проблем не предвиделось, очень скоро Рома должен был переехать в собственную комнату в квартире на Ленинском проспекте.

Оставалось определиться по нескольким пунктам из программы воспитания, которые должны были стать краеугольными камнями в здании того замысла, ради которого все это и затевалось.