В торговом центре росло дерево. Оно было не слишком большим, и листья его пожелтели, ведь ему доставались лишь жалкие остатки света, которым удавалось проникнуть сквозь эффектное дымчатое стекло. Его подкармливали стимуляторами чаще, чем олимпийских атлетов, а на его ветви взгромоздили громкоговорители. Но все-таки это было дерево, и если слегка прищурить глаза и взглянуть на него поверх искусственного водопада, то можно почти поверить, что перед вами плачет окутанное дымкой слез чахлое деревце.
Хайме Эрнез любил перекусить, сидя под ним. Старший по смене наорал бы на него, если бы обнаружил здесь, но Хайме вырос на ферме, на очень хорошей ферме, с детства любил деревья и вовсе не по своей воле работал в этом городе, просто выхода другого не было. Работа ему досталась неплохая, и деньги платили такие, о которых его отец и мечтать-то не мог. А дед его вообще не мечтал ни о каких деньгах. До пятнадцати лет он знать не знал, что такое деньги. Но настали времена, когда всем понадобились деревья, и как же досадно, думал Хайме, что его дети растут, считая деревья топливом, а для внуков деревья вообще станут историей.
Но что можно сделать? Там, где раньше зеленели леса, теперь выстроились большие фермы, там, где стояли маленькие фермы, выросли торговые центры, а где были старые супермаркеты, строились новые супермаркеты, вот так оно все и произошло.
Хайме спрятал свою тележку за газетным киоском, украдкой сел под дерево и открыл коробку с бутербродами.
Тогда-то он и услышал шелест и увидел, как странные тени проползают по земле. Он оглянулся. Дерево шевелилось. Хайме с интересом пригляделся к нему. Прежде ему не приходилось видеть, как растут деревья.
Почва — всего лишь насыпь из щебенки — вдруг начала бугриться: под нею зашевелились корни. Хайме увидел, как тонкий светлый росток сползает по бортику и слепо тычется в бетонный пол.
Сам не зная почему и совершенно не понимая зачем, он слегка подтолкнул его ногой к трещине между плитами. Росток нашел щель и устремился вниз.
Ветви, извиваясь, росли во все стороны.
Хайме услышал визг тормозов и крики, доносившиеся с улицы, но не обратил на них внимания. Там что-то кричали, но здесь вечно кто-то кричал, и зачастую кричали на самого Хайме.
Свободный корешок, должно быть, нашел, где обосноваться. Росток изменил цвет и потолстел, как пожарный рукав, наполняющийся водой. Искусственный водопад вдруг иссяк; Хайме представил себе, как древесные корни высасывают всю воду из треснувших труб.
Теперь он увидел, что происходит снаружи. Поверхность улицы вздыбилась волнами, словно море. Из трещин поднимались молодые деревца.
Все понятно, рассудил он, там ведь полно солнечного света. А его деревцу света явно не хватает. До него доходит лишь туманная серость, что проникает сквозь купол четырехэтажного здания. Мертвый свет.
Но что тут можно сделать?..
А вот что.
Лифт не работал, поскольку вырубилось электричество, но наверх вели всего лишь четыре лестничных пролета. Хайме аккуратно закрыл коробку для завтрака и, украдкой сбегав к своей тележке, выбрал метлу с самой длинной ручкой.
Толпы орущего народа вытекали из здания. Хайме ловко двигался навстречу потоку, как лосось, плывущий вверх по течению.
На белом остове балок, вероятно задуманном архитектором как динамическое заявление на какую-то актуальную тему, покоился дымчатый стеклянный купол. На самом деле купол был пластмассовым, и Хайме, который пристроился на подходящей балке, потребовалась вся его сила и вся длина метлы, чтобы пробить эту чертову крышу. Еще два удара — и вниз полетели смертоносные обломки.
Внутрь хлынул солнечный свет, наполнивший пыльный супермаркет мерцающим туманом, словно влетело множество светлячков.
Далеко внизу деревце, взламывая стены прилизанной бетонной тюрьмы, устремилось ввысь со скоростью экспресса. Хайме никогда не сознавал, что деревья растут вовсе не беззвучно, да и никто еще не мог этого осознать, поскольку звучат они сотни лет, а период колебаний волны составляет двадцать четыре часа от максимума до максимума.
Включите ускорение, и дерево скажет «ВРУУУУМ».
Хайме смотрел, как дерево тянется к нему, подобно зеленому грибовидному облаку. От корней били столбы пара.
У здания не было никаких шансов. Остатки купола взлетели вверх, как теннисный шарик на водной струе игрушечного пистолета.
По всему городу происходило то же самое, хотя сам город увидеть было уже невозможно. Остался только зеленый шатер — от горизонта до горизонта.
Хайме перелез на ветку, прижался к лиане и смеялся, смеялся, смеялся.
Вскоре начался дождь.
Китобойное исследовательское судно «Каппа-маки»[118]
искало ответ на строго научный вопрос: «Сколько китов можно поймать за неделю?»Только вот сегодня им не встретилось ни одного кита. Экипаж старательно пялился на пустые экраны, которые благодаря применению хитроумной техники могли заметить любой морепродукт, превышающий размерами сардину, и вычислить его ценность с учетом международных цен на нефть. Изредка мелькавшая на экранах рыба проносилась мимо так стремительно, словно боялась куда-то опоздать.