В общем-то, ночная эта перестрелка велась наудачу с обеих сторон: в темноте было крайне сложно вести прицельный огонь и дальномерщик, полагаясь на свой опыт, давал наводку по возникавшим вспышкам ответных выстрелов. Тем не менее, «Лихой» ясно давал понять, что минное заграждение охраняется бдительно и, значит, в полной мере выполнял задачу своего дежурства.
Оценив обстановку, командир решил вывести корабль из зоны поражения, попутно дав команду связистам на передачу донесения в штаб флота о вызове помощи.
На отходе снаряд, разорвавшийся за кормой, повредил винт. Линию вала повело. Корабль потерял ход, продолжая идти лишь по инерции, постепенно замедляясь, словно выдохшись после долгого бега. Через дейдвудный сальник в кормовой отсек начала поступать вода, но, на счастье, динамо-машины были в строю, и осушительные насосы пока справлялись с ней.
Спустя несколько минут эсминец всё же смог вырваться за линию огня противника, залпы которого становились заметно реже.
– Осмотреться! – с неизменным спокойствием сказал командир старшему офицеру, стоявшему подле, и тот бойко репетовал команду.
Погибших не оказалось. Но были ранены трое из артиллеристов, а из команды турбинистов два человека получили ожоги паром от повреждённого паропровода. Ещё у нескольких матросов были лёгкие контузии. Из офицеров же серьёзно пострадал только Владимир, которого матросы, бессознательного, уже перенесли в кают-компанию, ставшую на время боя лазаретом.
К тому времени, когда на выручку подошёл крейсер «Олег», немецкие корабли уже ушли, решив более не испытывать судьбу в эту ночь, ведь в темноте им также было не разобрать, какие силы сосредоточены у русских.
«Олег» взял своего пострадавшего товарища на буксир и направился в базу.
Несколько раз за время перехода Владимир приходил в себя на короткое время и оглядывался по сторонам безумными глазами. Перевязанная рука не переставала кровоточить, и корабельный доктор уже всерьёз начинал беспокоиться, что Владимир может умереть от потери крови.
Картины в шокированном мозгу Владимира беспрестанно сменялись, мешались с реальностью, и он, как ни старался, не мог понять слабеющим сознанием, что из них явь: незнакомые люди, доктора, наклонившиеся над ним, или успокаивающий женский голос, звучавший откуда-то издалека, как будто из другого мира, но такой приятный, проникновенный и обнадёживающий. Когда-то в далёком детстве мама нежно обдувала его разбитый локоть, приговаривая что-то похожее…
Окончательно Владимир пришёл в себя уже в палате, перевязанный и облачённый в пижаму. Открыв глаза, он осмотрелся, силясь понять, где он. Во рту пересохло. Едва только Владимир попытался пошевелиться, как невероятная боль в повреждённой руке на мгновение пронзила всё тело и глаза застила белая пелена. Он моментально вспомнил, как был ранен, и думал теперь только о том, как бы ещё не совершить какого-нибудь неосторожного движения, причиняющего такие страдания. Левой рукой он нащупал на голове большую гематому и поморщился от боли, прикоснувшись к ней.
За окном было светло, в квадрате его виднелся лоскут серого неба, кивающая тощая голая ветка. Вторая койка его двухместной палаты пустовала и была аккуратно застелена.
Владимир прикрыл глаза. Через некоторое время с маленькой лейкой в руках вошла сестра, прошла к окну, начала поливать стоявшие на подоконнике цветы, засмотрелась в окно.
– Дайте воды, пожалуйста, – попросил Владимир, с трудом разлепив губы.
– Ой! – спохватилась женщина. – Очнулись. Сейчас, сию минуту.
Она подошла к столу, налила в стакан воды из графина и помогла Владимиру напиться, поддерживая его голову.
– Вам очень повезло, – говорила она, пока он пил, – буквально вчера к нам в госпиталь из Петрограда прибыл один из лучших хирургов, профессор. Так вы прямо к нему на стол попали. Сейчас я его позову.
Она поправила под головой Владимира подушку и вышла.
Минут через пятнадцать в палату вошёл довольно молодой, но рано поседевший доктор, с задумчивым, даже строгим лицом, как будто пришёл отчитывать Владимира за какой-то проступок.
– Ну, как вы себя чувствуете? – спросил он, присев на табурет рядом с койкой, и взял левое запястье Владимира, нащупывая пульс.
– Нормально.
– Нор-маль-но… – протянул он, глядя на часы, считая слабые толчки крови в венах своего подопечного. – Что ж, хорошо, если так. – Доктор встал. – Не буду скрывать: рука ваша пострадала довольно серьёзно, но, даст бог, заживёт, главное, не тревожьте её раньше времени. По голове вам тоже крепко досталось, но если чувствуете себя нормально, то рекомендую не залёживаться, и уже с завтрашнего дня пробуйте ходить, хотя бы по палате.
Доктор на несколько секунд задумался, словно вспомнил вдруг что-то важное, и, бросив короткое «поправляйтесь», вышел из палаты, уже из коридора распорядившись сестре измерить Владимиру температуру.
***