Благими намерениями

К концу ужина все трое изрядно запьянели, Владимир, уже чувствую подступавшую грань помутнения сознания, всё же, сообразил сбавить обороты, но это не спасло его от досадной случайности: когда офицеры уже прощались с Айной и толкались в прихожей, выходя из дому, Владимир, неудачно повернувшись, зацепил стоявший на подоконнике горшок с цветком. Горшок со звоном разлетелся вдребезги, из образовавшегося на полу холмика земли, погибельно склонившись, торчал цветок, обнажив с одной стороны тонкую паутину корней.

Айна взглянула на Владимира так, что его, даже пьяного, ожгло, и вспомнились постоянные наставления матери о том, чтобы он воздерживался от выпивки.

Владимир хотел было собрать осколки, но девушка строго прервала его намерение.

– Не трогайте!

Владимир виновато опустил глаза, пролепетал:

– Я принесу вам другой горшок.

– Не нужно, – не глядя на него, ответила девушка.

Владимир первым протиснулся в дверь. Рюхин, чтобы разбавить ситуацию, попытался пошутить, но безуспешно. Грузнов пожал руку Айны, потянулся к ней, чтобы поцеловать, тоже как будто шутя, но девушка проворно увернулась.

Офицеры вышли и направились домой – на корабль.

11

По мере распространения «тезисов» Ленина в народе, триумф его, вопреки ожиданиям, таял, мерк героический ореол.

Почти маниакальное упорство, с которым он пытался доказывать соратникам состоятельность своей программы как единственно реального способа вырвать власть из рук буржуазии, ещё больше отдаляло их от него. Категоричное неприятие Лениным других точек зрения делало любое общение с ним тяжёлым, напряжённым. Его незаурядность стала камнем преткновения в работе партии, недовольство становилось обоюдным. Раздражаясь, он считал своих товарищей глупцами, политически близорукими людьми. То, что для него было очевидным, для них требовалось разжёвывать и доказывать. Каждый вечер Надежде, супруге, приходилось выслушивать его возмущения.

Она не пыталась успокаивать мужа или, тем более, переубеждать, только молча слушала его язвительные речи с меткими обзывательствами в адрес некоторых своих товарищей, и постепенно он успокаивался, хмурый и злой садился за стол, вновь брался за работу, до поздней ночи просиживая за написанием своих трудов, всю энергию направляя на это.

Петроград переживал жестокие дни. Эйфория свершённой революции постепенно рассеивалась, а ситуация в городе и стране нисколько не улучшалась. Правительство правило, но не управляло. Рабочие то и дело объявляли забастовки: социально-экономическое положение государства по-прежнему было критическим; новое правительство не выполняло своих обещаний, да и не было в состоянии их выполнить.

На улицах городов процветал бандитизм, а на фронтах с каждым днём росло число дезертиров.

Как бы кощунственно это ни звучало, – Ленина всё происходящее оживляло, вызывало злорадный азарт – всё идёт ему на руку: пускай ещё беды и нужды хлебнут, не хотят понять по-хорошему – поймут по-плохому!

Снова все силы были брошены им на культивирование его программы в сознании людей, звучавшей в простых коротких лозунгах так заманчиво: «Землю – крестьянам!», «Рабочим – хлеб!», «Народам – мир!», «Вся власть Советам!».

И упорство его, наконец, стало приносить первые всходы, дело сдвинулось с мёртвой точки: граждане вновь стали обращать своё внимание в его сторону. Утраченное влияние постепенно возвращалось. Теперь только вовремя и точно нужно нажимать правильные рычаги, чтобы поскорее разогнать локомотив ненависти народа к Временному правительству.

Вопреки своей натуре, Ленин молча принимал наветы о своём пособничестве Германии в деле дестабилизации положения в стране: оправдания – главный обвинительный аргумент, да каждому дураку и не ответишь. Пускай болтают, время всё расставит на свои места. Он – умный человек, он извлёк урок из апрельского съезда. Теперь он знает, кто есть кто. Теперь он знает, кто чего стоит. Теперь он знает, что общественное сознание не поспевает за его мыслью. Что ж, он это учтёт и впредь не будет спешить.

Снова упреждая остальных, он ясно видел главное: поднять вооружённое восстание в сложившейся обстановке будет совсем не сложно. Эта мысль успокаивала и радовала его. Да, поднять вооружённое восстание не составит труда, нужно только точно рассчитать время и ударить наверняка.

Агитационная волна захлестнула столицу. По несколько раз в день на заводы, фабрики, предприятия приходили агитаторы от различных партий, натруживали свои глотки, срывали голоса – старательно сулили лучшую жизнь. Уже через несколько часов такой обработки, огромного объёма информации и новых революционных терминов у слушавших их рабочих голова шла кругом. И отойдя потом в сторонку в минуты «затишья», чтобы перекурить и обсудить услышанное, они смущённо признавались друг другу, что совершенно запутались и не понимают, чем одни крикуны лучше других…

То же самое происходило и по всему фронту, растянувшемуся извилистой смертоносной лентой от Балтийского до Чёрного моря, на флотах и в тылу, и граждане, в большинстве своём, желали установления уже хоть какой-нибудь дееспособной власти.