Благочестивые вдовы

Начала-то я браво, но в ходе урока мало-помалу растеряла весь свой менторский тон и превратилась в большой комок нервов. Составленный накануне конспект стал вдруг совершенно бесполезен: от волнения я не могла найти в нем ни одной нужной фразы, ни одной пометки. Я отпихнула его на край стола. Все кончилось работой с произношением – единственное, на что я еще была способна. Мы повторяли один и тот же текст, пока он не навяз в зубах. Мне кажется, я до сих пор слышу, как ученики хором орут: «Cameriere, il conto per favore!» [22]– и при одном воспоминании об этом меня прошибает холодный пот.

Слава Богу, урок все же кончился. Покорить сердца учеников мне не удалось: они непременно хотели знать, буду ли я заменять их учительницу в следующий раз.

– Надеюсь, не понадобится. Но кто знает, может, бабушка скончается не так быстро, как вам того хочется! – вырвалось у меня, и я, спохватившись, попыталась смягчить фразу: – Ведь иногда бывает, что переход в мир иной затягивается…

Супруги-пенсионеры дружно закивали в печальной задумчивости. Мы втроем обсудили бренность человеческого существования, и я узнала из разговора, что раньше они оба работали учителями. Кошмар какой!

У ворот на меня равнодушно взглянул горе-сутенер. Проходя мимо, я краем глаза попыталась рассмотреть его: ни «Ролекса» на запястье, ни толстенной золотой цепи на шее, ни даже темных очков в кармане рубашки – куда больше похож на страхового агента. Покинув двор Народного университета, я приостановилась и оглянулась в нерешительности. Что, если Катрин ошибается? Она – нервная женщина, не исключено, что у нее галлюцинации на фоне истерики. Нет ничего проще, сейчас проверим. Я укрылась в тени и холодке за огромным мусорным контейнером и теперь сама могла следить за нашим преследователем. Могла, но, как оказалось, только до фильтра второй сигареты. Эх, не стать мне частным детективом, терпения не хватит. Переминаясь с ноги на ногу, я сверлила глазами циферблат: постою десять минут, и ни секундой больше. Может, парень ночевать тут останется, или он – дилер, не уйдет, пока не подсадит на наркотики всех окрестных детей. Десять минут истекли, но я колебалась, все еще не решаясь покинуть пост, ведь ровным счетом ничего не выяснилось.

Тут из дверей показался мальчик лет четырнадцати, одна нога в гипсе.

– Папа, привет!

Мальчик отворил дверь и, неловко переставляя костыли, выбрался на улицу, на солнце. «Сутенер» сразу же пошел ему навстречу, принял из рук сына костыли, прижал его к себе, обняв за талию, и вдвоем они заковыляли мимо меня к автопарковке. Они прошли так близко, что я слышала, как мальчик восторженно рассказывал о занятии в Интернет-классе.

Катрин – паникерша! Пусть только объявится, я ей устрою! Но я чувствовала такое облегчение, что не могла ни на кого сердиться. Конечно, Катрин сегодня вечером позвонит, она обещала. А у меня хорошие новости: отбой тревоги и тысяча марок в кармане.

Первым позвонил двоюродный полубрат, нет-нет, полудвоюродный брат Коры, если вообще можно так выразиться. Феликсу ничего не было нужно, просто хотелось поболтать.

– Как там Энди? Успокоился? – хихикнула я.

– Не знаю, я его не застал. Но беспорядок, что он оставил на кухне, не больше обычного.

– Ничего в ярости не разнес?

– Вроде бы нет.

– От Коры есть что-нибудь новенькое? – спросила я, особенно не надеясь.

– Ничего.

Едва я положила трубку – опять звонок. И, не дав мне рта раскрыть, Катрин затрещала прямо в ухо:

– Согласись, ты представить себе не могла, что твой дирндль – музейная редкость? Земля Аусзеер, позапрошлый век! Ко мне прямо на улице подошла одна дама, владелица магазина народной одежды. Она отвалила кучу денег за твое платье и еще подарила мне отличные кожаные брюки: так ей хотелось, чтобы оно красовалось в ее витрине. Я уж не стала говорить, что это сокровище из мешка со вторсырьем…

Почти не слушая, я ждала, когда фонтан иссякнет, чтобы вставить слово:

– Тебе вовсе не нужно было уезжать, Катрин. Я взяла у Феликса тысячу, а твой «сутенер» – безобидный отец семейства, который каждый раз забирает своего сына после компьютерных курсов. Кстати, ты виделась с тем коммерсантом, моим попутчиком?

Поток красноречия Катрин приостановился, она даже удивленно охнула, стоило мне сказать «тысяча марок», но сразу же вновь вернулась к своей поездке:

– Твой торговец сувенирами был очень мил, пригласил даже переночевать у него, но я пошла в гостиницу. На деньги, вырученные за платье, могу теперь ночевать хоть в люксе…

– А как дела с картиной? – спросила я и услышала в ответ привычный вздох.

– В первом антикварном салоне ее неприлично долго изучали и с лупой, и без, расспрашивали, откуда она у меня. Говорю: семейная реликвия, сама понимаешь. Потом владелец потащил меня к себе в кабинет и запустил CD-ROM, a на коробочке надпись: «Stolen Works of Art». [23]