Благодать (СИ)

— Неплохо, — сказал Вадим и сыто рыгнул, когда они, позавтракав, столпились у двери сарайчика. Непонятно было, то ли едав ему понравилась, то ли оценивал экстерьер строения, до завтрака казавшийся совершенно отвратного вида хлевом.

— А мне такая еда не по душе, — Борька делано скривился.

— Возьми, и сам, в таком случае, пйиготовь! – вскрикнула Маша.

— Да что вы все о жратве? — подала возмущенный голос Люба.

— Ну, полчаса, как из-за стола, а такое впечатление, что эти два проглота опять жрать хотят, — Шурик окинул Вадима и Борьку взглядом, определить значение которого другим было затруднительно – оптика на его носу рождала легкомысленных солнечных зайчиков.

— Так о чем еще говорить, если Машка все эти полчаса мнется и таращится на эту гребаную дверь, как баран на новые ворота, — раздраженно сказал Вадим.

— Держи свои впечатления в своей байаньей башке, ясно? — Маша резко обернулась, и ее глаза – теперь светло-фиолетовые – полыхнули злобой.

— Как скажешь, — Вадим пожал плечами. Не выносил он препирательств с женщинами. Если даже последнее слово за тобой останется, слабое создание все равно истолкует его как свою победу, так что лучше по возможности не вздорить с ними – нервы не железные, а его психика и так расшатана, чему свидетельством винегрет воспоминаний.

— Маш, в самом деле, — промямлил Борька, с одной стороны не желая вызывать на себя ее гнев, с другой стараясь увести ее от скандала с Вадимом. Борькин слух резануло то, что Маша пару раз уже коверкала «р», что с нею случалось лишь когда она психовала по-настоящему.

— Ты заступаешься за него? — изумилась она.

— Нет, то есть… тьпфу, ты, открывай уже, короче говоря.

Маша посмотрела на ободранную – словно граблями по ней елозили – дверь, провела рукой по глубоким бороздам в черных досках, сцепила пальцы на ржавой скобе, рванула на себя.

6

«Вчера нашёл в лесу розы, здоровенный такой куст благоухающих красавиц, желтовато-кремовых, таких, как ты, Лариса, любишь. И знаешь, где именно? Под нижними ветками уродливой, какой-то перекрученной берёзы, метрах в тридцати вглубь леса – дальше пробраться я всё равно вряд ли смогу. Куст угнездился меж толстенных корневищ, выпроставшихся из земли в хищном, казалось, порыве, да так и застывших, ошалев от прелестей жизни наземной.