Я буду просить за тебя, – пообещала Она. Вижу – Она подошла и облобызала стопы Отрока, Который сказал мне:
Больше не делай этого.
Не буду, Господи, я просил об этом для того, чтобы он стал угодным Тебе, а не неугодным, – ответил я и добавил. – Согрешил, Владыко, прости меня.
Отрок велел меня отпустить и сказал:
Возвращайся в свою келью. А каким образом я верну Евлогия в прежнее состояние, не пытайся узнать.
Я проснулся в великой радости, свободный от обязанностей дружбы и отправился в путь, благодаря Бога.
Через три месяца я услышал, что император Иустин скончался, и к власти пришел Иустиниан. Через некоторое время против него восстали Ипатий, Дексократ, Помпий и епарх Евлогий. Первые трое были обезглавлены, и все их имущество разграблено. Евлогию удалось ночью бежать из Константинополя. Иустиниан приказал казнить его, где бы его ни обнаружили. А беглец вернулся в свое имение, переодевшись простым селянином.
Окрестные жители пришли, чтобы посмотреть на него и сказали ему:
Хорошо, что ты к нам зашел. Мы слышали, что ты стал патрицием.
Разве? – переспросил он. – Если бы я стал патрицием, то неужели бы вернулся к вам? Нет, это был другой Евлогий из Египта. А я ходил по Святым местам.
Он образумился и сказал сам себе:
Смиренный Евлогий, вставай, бери кирку и иди работай. Здесь нет дворцов. И хорошо, что ты не лишился головы. И взяв инструменты каменотеса, поднялся на гору, где нашел деньги, надеясь, что там, может быть, остались хоть сколько- нибудь. Он долбил скалу до шести вечера, но ничего не нашел п принялся вспоминать пышные процессии, лесть, роскошь и пиры. А потом стал твердить себе: «Вставай, смиренный Евлогий, и трудись. Ты здесь египетский крестьянин».
Через некоторое время святой Отрок и Владычица наша Богородица вернули ему прежнее духовное состояние. Ибо Бог праведен и не забывает о прежних трудах человека.
Между тем и я пришел в это место продать рукоделие. Наступил вечер, и каменотес по своему прежнему обыкновению пригласил меня к себе. Когда я увидел его, покрытого каменной пылью, тяжко застонал и со слезами произнес:
Он привел меня в дом, налил воды в лохань, омыл мне ноги, как и другим гостям по своему обычаю, и накормил. Когда мы поели, я спросил:
Как идут дела, авва Евлогий?
Помолись за меня, господин авва, ибо я смирен, и у меня нет никакого имущества.
Лучше тебе не иметь и того, что сейчас у тебя есть, – сказал я.
Почему, господин авва, разве я тебя чем-то ввожу в соблазн? – спросил он.
Чем ты только не вводил меня в соблазн! – и рассказал ему все, как было. Мы оба заплакали, и он попросил:
Помолись за меня, авва, чтобы Бог давал мне только самое необходимое и помог исправиться.
Поистине, чадо, не ожидай от Христа, что тебе будет даровано что-либо из того, что есть в земном мире, кроме этой трудовой кирки, – сказал я и, попрощавшись, ушел.
Евлогий продолжал работать каменотесом и принимать странников до самой смерти. Даже когда ему исполнилось сто лет, он не отступил от своих правил, и Бог давал ему силы, чтобы пройти свой жизненный путь до конца».
49. О том, что монах не должен безрассудно принимать милостыню от всех людей, тем более, если он не нуждается в ней; и о том, что принимающий должен отработать подвигом то, что ему дается
А. Из Отечника
Как-то в Раиф прибыл богатый чужестранец и раздал братьям милостыню по номисме каждому. Не забыл он послать монету и одному исихасту, жившему в Раифе в уединенной келье. В ту же ночь старцу приснилось поле, заросшее тернием, и кто-то сказал ему: «Выходи жать поле, которое подало тебе милостыню».
Наутро исихаст послал за христолюбивым благодетелем, который дал ему номисму, и, вернув ему золотую монету, сказал:
– Брат, возьми свою монету, ибо мне не по силам справиться с чужими сорняками – мне бы только убрать свои.
Сказал старец: «Совершенные подвижники вообще ни от кого не принимают милостыни сразу. Средние не говорят никогда, что им что-то нужно. А если кто-то от себя даст, принимают как посланное от Бога. А мы немощные даже не можем обеспечить себя необходимым нам, и потому будем просить с великим смирением, всегда порицая себя».