Благородна и благочестива

— Ты слишком многого добилась, чтобы ничего не иметь, — тихо и твёрдо обронил паладин. — И я сделаю всё, что ты была счастлива. Даю слово, что сделаю всё… веришь? Веришь мне?

Камилла верила. И когда Патрик поцеловал её в третий раз, словно скрепляя договор печатью. И когда обнял, не в силах отпустить. И когда шептал — тихо, едва слышно — слова тихой колыбельной, зарываясь лицом в её волосы. Даже когда уходила, высвободившись из крепких рук, не видела ничего дурного ни в деликатном стуке в дверь, ни в том, что она, благородная ллейна, выходит из мужской комнаты в столь поздний час одна.

Истинная любовь очищает. В ней нет места сомнениям, грязи и подозрениям.

Или это не любовь.

Уже лёжа в собственной холодной постели, Камилла долго улыбалась в темноту, вспоминая ласковый голос, тёплые губы и крепкие руки. Вспоминала и песню, беззвучно повторяя мелодию в тишине гостевой комнаты. Колыбельная подействовала: последние слова Камилла допевала уже во сне. Снилось небо. Ярко-синее, как глаза Патрика в моменты колдовства, и чистое, словно сегодняшнее признание.

И это, определённо, обещало им скорую удачу в грядущем дне.

…Ветер пел мне песню колыбельную,

Так, что только я лишь слышать мог.

Обещал любовь мне нераздельную,

В день, когда ступлю я за порог.

Я поверил с жадностью, с готовностью,

Вырвался не бризом — смерчем прочь.

С помыслами воевал греховными,

И стремился каждому помочь.

Дивно вдруг легли пути небесные!

С каждым шагом, с каждым боем я

Понимал: старанья бесполезные,

И спастись мне здесь никак нельзя.

Старый шрам не смыть святыми войнами,

Лёд внутри души не растопить.

Чем согрею сердце недостойное?..

Что поможет пламя сохранить?

Тёмен дар мой, страшны разрушения,

Всех врагов могу испепелить.

Только, честно глядя в отражение,

Лишь себя не в силах осветить.

Вдруг случилось странное, желанное –

Вспыхнул пламень жаркий предо мной.

Заслужил я счастье первозданное?

Чем сравнюсь с твоею чистотой?

Я не знаю, объяснить не в силах я,

Только мне не холодно с тобой.

Имя лишь твоё роняя дивное,

Чувствую, что я ещё живой.

Не нужны мне больше страны дальние,

Сердце тихим счастьем расцвело.

Ты со мной, прекрасная, хрустальная,

Наконец-то мне с тобой тепло…

Глава 15. По следам

Тэрн не солгал: к вечеру они выехали в окрестности Стоунхолда.

Острые пики замка из белого камня уже виднелись на горизонте, так что Камилла воспряла духом. Целый день в тряской повозке не выдерживал никакого сравнения с путешествием в королевской карете, чьи мягкие сидения позволяли и развалиться на них как следует, и даже вздремнуть.

Быстро она привыкла к комфорту, Себ его забери.

Лошадей на продажу у трактирщика оказалось всего три, так что пришлось брать и повозку: и вещи сгрузить, и втроём уместиться. То есть, вдвоём с мэмом Гирром: Тэрн пристроился на козлах, погоняя двойку резвых лошадок. На третьей, покрепче, лошади ехал паладин.

К слову, у них с королевским воином вышла короткая перепалка о том, кому же достанется единственный свободный скакун.

— Вы — ллей, — резонно возражал мэм Гирр. — Значит, вам и сидеть рядом со светлой ллейной Камиллой. А я — простой воин.

— Так будет правильнее, — негромко возразил паладин, не поднимая глаз. — Поймите меня, мэм Гирр.

Королевский воин, скрепя сердце, понял и устроился рядом с Камиллой, зорко оглядываясь по сторонам. А вот Камилла не совсем поняла: что не так? Почему Патрик отказывался ехать вместе с ней? Снова проклятый этикет?

С другой стороны, обниматься-то на глазах у Тэрна и Гирра всё равно не получилось бы. Может, и прав ллей Блаунт.

— Темно совсем, — вздохнула Камилла, кутаясь в походный плащ. Как паладин с возницей разбирали в ночи дорогу, дочь Рыжего барона положительно не понимала. — Вроде вот он, рукой подать, а всё едем и едем…

— Недолго, — успокоил мэм Гирр, вглядываясь в темноту. — Главное, чтобы задние ворота оставили открытыми. Или пустили, в такой-то час.