Эти книги, как и все значительные работы того времени, были составлены на китайском, — единственном языке, достойном ученых мужей. Семья Митидзанэ, хотя и вела свое начало от легендарного силача, ставшего по преданию создателем борьбы «сумо»,[124]
имела традиции конфуцианских ученых, просматривавшиеся вплоть до VIII века, когда глава клана был назначен наставником в китайских классических книгах при дворе. В начале IX века дед Митидзанэ основал семейное учебное заведение для занятий конфуцианскими трудами; его отец Корэёси был известным ученым классической школы, ставший главой столичного университета.Будущий бог-герой, третий сын Корэёси, по преданию был вундеркиндом, с самого рождения лепетавшим только стихами. Такие характеристики не по годам развитых гениев слишком общи в биографиях героев, чтобы воспринимать их всерьез, однако нет сомнений в том, что с юных лет Митидзанэ посвятил себя китайской литературе (его первые стихи на китайском были написаны в возрасте десяти лет) и что он утвердил свою репутацию писателя, педагога и ученого в раннем возрасте. IX век был прекрасным временем для любого, кто интересовался подобными занятиями. Череда императоров — приверженцев всего китайского восстановила традицию уважения к китайским штудиям, и культурное влияние эпохи Тан на японский двор оставалось сильным на протяжении столетия. Так, в университете занятия конфуцианскими классиками считались важнее всех других предметов обучения; во дворце придворным было предписано надевать танские костюмы; самые почитаемые поэты того времени занимались составлением антологий из китайских стихов, хотя очень мало кто из них слыхал, как на этом языке говорят.
Молодой Митидзанэ, прекрасно знавший китайские сочинения, просодии и каллиграфию, был в своей стихии. После совершения обряда совершеннолетия в возрасте четырнадцати лет он был взят ко двору и использовался многими высшими чинами в качестве «теневого составителя» петиций и других документов прозрачным китайским языком. Он был узурпирован канцлером в качестве профессионального ученого, с ним консультировался император Коко по такому серьезному вопросу, как — соответствовало ли что-либо в китайской истории японской должности «Дайдзё Дайдзин»? Он стал популярным и влиятельным лектором по конфуцианским текстам,[125]
а в замечательно раннем возрасте тридцати двух лет ему присвоили степень доктора литературы — высшее академическое звание в Японии, которым могли обладать одновременно лишь два человека в любое время. С гордостью признавая таланты своего сына, Корэёси приказал ему написать введение к «Трем Записям Правления Императора Монтоку» — пятой из Шести Историй Страны, которое он составил в соавторстве с Фудзивара-но Мотоцунэ. Когда на следующий год его отец умер, Митидзанэ унаследовал много из его обязанностей, включая заведование фамильным учебным заведением Сугавара.Его карьера в столице прервалась, когда ему шел сорок первый год, — он был назначен губернатором провинции Сануки на острове Сикоку, где и оставался весь срок службы — четыре года. Сообщают, что он стал чрезвычайно популярен среди местных жителей и что, когда он отъезжал в столицу, по обочинам дороги стояли рыдающие люди. Как и многие другие трогательные истории о Митидзанэ, это скорее всего апокриф; на самом деле он был совершенно не приспособлен для должности губернатора провинции и мало интересовался деталями администрирования. Он предпочитал посвящать свое время китайской литературе. Среди стихов, сочиненных им за это время, мы находим серию изящных строф, озаглавленных «Встретив седовласого старца на дороге», где он оплакивает голодное состояние крестьянства; однако никогда (насколько нам известно) не пытался он улучшить местные условия, или провести реформы по типу проводимых в соседней провинции силами Фудзивара-но Ясунори.
Вскоре после восшествия на престол императора Уда, Митидзанэ был отозван в столицу для того, чтобы высказать свое мнение по поводу полемики об