Благословение и проклятие инстинкта творчества

• Окончились прижизненные споры – гений Пабло Пикассо (1881–1973) ныне признан повсеместно. С меньшим успехом его можно назвать творцом собственной жизни. «Долгое время он смертельно боялся стричься, причём не в юном возрасте, а будучи уже взрослым человеком. Месяцами он носил слишком длинные волосы и не решался пойти к парикмахеру. Стоило кому-то заговорить об этом, как он впадал в настоящую панику. Чем длиннее отрастали волосы, тем, больше страшила его необходимость стричься. Как правило, дело заканчивалось тем, что он просил близких укоротить ему волосы, а то запирался в маленькую комнату и тщетно пытался отрезать волосы сам. Страх Пикассо прошёл только после того, как он познакомился с одним парикмахером, который был ему очень симпатичен. Его он и стал приглашать на дом, когда зарастал уже до полного неприличия…» (из сборника Г. Гаева «Гении в частной жизни», Россия, 1999 г.);

• «Наружно Николай Клюев (1884–1937) – русский поэт, прозаик. – Е. М.) производил впечатление человека тихого. Скромного… Святого… Блаженного… Какого-то «братца»… Или вообще «родственничка» какой-нибудь секточки… Все четыре времени года неизменно обросший и заросший, как дремучий его Олонецкий лес…» (из статьи Н. Гариной «Клюев Николай Алексеевич», российск. изд. 2007 г.);

• «К внешнему виду Велимир Хлебников (1885–1922) питал изумительную небрежность. Он мог годами не переодеваться и не мыться…» (из очерка В. Шершеневича «Великолепный очевидец. Поэтические воспоминания 1910–1925 гг.», сов. изд. 1990 г.). «Хлебников был сильно стеснён в средствах, и это сказалось во всем… в отсутствии чистого белья и носовых платков…» (из воспоминаний Д. Бурлюка «Интересные встречи», российск. изд. 2005 г.);

• «Осип Мандельштам (1891–1938) какой-то бездомный, егозливый… но есть что-то трогательное в том, что он так важно вздёргивает кверху свою птичью взъерошенную головку, и в том, что он всегда небрит, а на пиджаке у него либо пух, либо не хватает пуговицы…» (из книги Э. Голлербаха «Встречи и впечатления», российск. изд. 1998 г.);

• «Марина Цветаева (1892–1941) была изломанной от рождения, дисгармоничной личностью: нечёсаная, немытая, одетая чёрт знает как, погружённая в свои поэтические образы, она была не от мира сего…» (из книги М. Буянова «Под ударами судьбы», Россия, 1995 г.);

• «Владимир Маяковский (1893–1930) был высокого роста, со слегка впалой грудью, с длинными руками и большими кистями, красными от холода; голова юноши была, увенчана густыми тёмными волосами, стричь которые он начал много позже (Россия, начало 1910-х гг.. – Е. М.)…» (из книги Д. Бурлюка «Интересные встречи», российск. изд. 2005 г.);

• «Визитная карточка «фрика» – его вызывающий внешний вид… Учась в школе Изящных искусств в Мадриде (Испания, 1921–1926 гг.), юный Сальвадор Дали (1904–1989) носил чёрную шляпу… Волосы же стричь не полагалось, и они свободно развевались по ветру…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);

3. «Всегда на нем что-нибудь такое надето, что потом из ума нейдёт…»

Военные, политические и общественные

деятели, учёные и врачи

• «Александр Павлович Офросимов (1846–1918) был большой чудак и очень забавен… Он прежде служил в гвардии, потом был в ополчении и в официальные дни любил щеголять в своём патриотическом зипуне с крестом непомерной величины Анны второй степени. Впрочем, когда он бывал и во фраке, он постоянно носил на себе этот крест вроде иконы…» (из Записной книжки П. Вяземского, Россия, изд. 1883 г.);

• «Граф Матвей Платов (1751–1818) – генерал от кавалерии, атаман Войска Донского. – Е. М.) носил всегда белый галстух. Император Александр I заметил ему это. «Белый галстух поопрятнее. Вспотеешь, так можно вымыть», – отвечал граф…» (из сборника «Русская Старина», Россия, 1872 г.);

• «Дмитрий Михайлович Кологривов (1779–1830), хотя дослужился до звания обер-церемониймейстера, дурачился, как школьник… Страсть Кологривова к уличным маскарадам дошла до того, что, несмотря на своё звание, он иногда наряжался старою нищею чухонкою и мёл тротуары. Завидев знакомого, он тотчас кидался к нему, требовал милостыни и, в случае отказа, бранился по-чухонски и даже грозил метлою. Тогда только его узнавали, и начинался хохот. Он дошёл до того, что становился в Казанском соборе среди нищих и заводил с ними ссоры. Сварливую чухонку отвели даже раз на съезжую, где она сбросила свой наряд, и перед ней же и винились…» (из Воспоминаний В. Соллогуба, Россия, изд. 1874 г.);

• «Михаил Петрашевский (1821–1866) казался нам крайне эксцентричным, если не сказать сумасбродным… В костюме своём он отличался крайней оригинальностью: не говоря уже о строго преследовавшихся в то время длинных волосах, усах и бороде… Один раз он пришёл в Казанский собор, переодетый в женское платье, стал между дамами и притворился чинно молящимся…» (из воспоминаний П. Семёнова-Тян-Шанского «Детство и юность», Россия, 1906 г.);