Потому что - чужой, дело ясное. Старается своим прикинуться, да людей не обманешь. Какой он свой?! Хотя авторитет завоевал, спору нет. Хворых лечит, помогает…
- В Зуевку не ходишь, а знаешь много, - заметил Пантелеймон.
- Сорок у нас много, - усмехнулся Дрын. - И у каждой по новости на хвосте. Сам я его видел разика три-четыре, и всякий разик, - он снова хмыкнул, словно издеваясь над кем-то, - он приходил к Макарычу. Что промеж ними за дела были - сам черт не разберет. Макарыч всегда был душа-человек, но вскорости его словно подменили. Ходил не то что угрюмый или озабоченный, а сделался как бы не от мира сего. Плетется себе, бывало, и нога за ногу цепляется, по сторонам не глядит, все в одну точку тупо таращится, и точка эта очень далеко, никому кроме него не видна. Однажды вообще пропал на несколько дней. Знаешь, как со стариками бывает?
Ума лишатся и уходят бродяжничать, траву собирать да коренья. Обычно незадолго до того, как преставиться. Только Макарыч совсем ведь не старый еще был, рано ему скитаться. Когда вернулся - лица на нем не было, зеленый весь, да исхудал так, будто месяц не емши. Мы поначалу думали, что запил крепко, но нет, он не из таковских. От одного стакана валился с ног.
- Редкий случай, - заметил протодьякон, критически изучая банку, которая - к немалому его удивлению - почти опустела.
- Точно, редкий. В наших краях мелюзга - и та киряет. Где еще осталась, мелюзга-то.
Если, конечно, не ширяется, хотя одно другому не мешает. А Макарыч в этом рассуждении кремень был, а не человек. Норму свою знал крепко, пару рюмок опрокинет - и все, как отрезало. И вот, стало быть, был он тверезый, как и всегда. Но слова из него было не вытянуть. А тут и Ликтор подоспел. Откуда свалился - черт его знает; не было его, и вдруг он стоит и взглядом просто-таки давит всех! Макарыч сразу сгорбился, съежился и потрусил к избе, был бы хвост у него - поджал бы или завилял, как перед хозяином. И Ликтор, значит, за ним, не спеша, - шасть в избу. Заперлись там вдвоем. Утром я собрался рыбачить; вышел, когда еще толком не рассвело. У Макарыча свет горел - с вечера, похоже. Ладно, моя хата с краю. Только я шагнул за калитку - гляжу, выходит этот фрукт, бороду оглаживает, и глаза горят. Не знаю, зачем, но отвернулся я, само собой получилось. Как будто я не при делах, стою и снасти рассматриваю. Тот вроде и внимания на меня не обратил, прошел мимо, и дальше уж не знаю, что с ним стало.
Шел в Зуевку, а дошел ли - про то мне неизвестно. Но боюсь, приметил он меня. И дрожу с тех пор - ну как заявится да уберет?! Как свидетелей убирают… Рука у него не дрогнет, по роже видно.
Дрын умолк. Протодьякон не сумел скрыть разочарования:
- И это все?! Велика тайна, ничего не скажешь. Стоило кочевряжиться да отмалчиваться!
- Вся, да не вся… Макарыч-то к вечеру и преставился!
- И ты думаешь, что без Ликтора вашего не обошлось?
- Не только я, а все в округе так думают. Живи он у нас, никто не пошел бы к нему лечиться. Помирал бы, а не пошел.
- Ну, допустим. Почему тогда говоришь, что к вечеру? Он должен был уже с ночи лежать.
Рыбак сострадательно покачал головой:
- Не разумеешь! Днем-то его видали!
- Кто видал? Где, когда?
- Да многие видали, и я сам видел. Во дворе своем он был.
- И чем занимался?
- Да Бог его разберет, чем. Не приметили толком. Кто ж знал, что это важно?!
Пантелеймон с трудом подавил в себе желание покрутить у виска пальцем.
- Умная голова! С чего же ты взял, что это Ликтор его пристроил… на тот свет?
Ведь он уже ушел к тому времени! Сам только что сказывал!
Но Дрын не собирался сдаваться.
- Если бы он ножиком его или из ружья - тогда да. А если заворожил, то тут когда хочешь можно перекинуться. Приказал ему сдохнуть вечером - тот вечером и сдох. А после начал бродить…
- Да зачем же все это Ликтору?
- Кто его знает. Зачем вообще все? - И Дрын сделал неопределенный жест, претендовавший на всеохватность. Он явно тяготел к метафизике.
- Бессмысленный ты, - пробормотал Челобитных. - Ну, пусть будет так. Все равно - чего испугался? Ведь сколько времени прошло.
- А ну как вернется?!
- И сразу к тебе прямиком, да?
- Хоть бы и ко мне. Он мог и тогда вернуться, незаметно, к вечеру. Если тебе так удобнее считать, гражданин ученый. Только это вряд ли.
Пантелеймон задумался. У него не было серьезных оснований задерживаться в Крошкине - и без того сутки вылетели неизвестно куда.
Если сплетни распространяются здесь посредством сорок, то надо поторапливаться, пока Ликтор не прослышал о любознательном незнакомце и не принял меры. С другой стороны, протодьякон после рассказа рыбака передумал. Теперь, раз прозвучало имя Ликтора, ему уже отчаянно хотелось разобраться с воскресшим Макарычем, который мало чем походил на библейского Лазаря. И потом: ему никто не поручал так вот запросто объявиться в Зуевке и с ходу, тоже запросто, прихлопнуть Ликтора. Ему поручили разобраться в ситуации и только потом ликвидировать предполагаемого вервольфа, если на то будут причины.
У Ликтора в любом случае будет достаточно времени, чтобы подготовиться.