Благословенный

Наконец Екатерина, постепенно высвободив руку, сказала Потёмкину какие-то ласковые слова, и лакей подсадил её в карету. Она обернулась в окно; в глазах её блестели слезы. Карета наша тронулась. Потёмкин провожал её, стоя на коленях в своем алом мундире. Они глядели друг на друга, не зная, что это — в последний раз.

* * *

Через две недели Потёмкин уехал из Петербурга к себе в Новороссию. За собой он оставил долгов на восемьсот пятьдесят тысяч рублей, впоследствии покрытых императрицей. Петербург же был взбудоражен новостями из Польши.

3 мая 1791 г. в Варшаве приняли новую конституцию Польши, — итог заседания «четырёхлетнего сейма» При принятии её королевская партия действовала бесчестно. Новая Конституция не имела шансов быть принятой обычным порядком, поэтому была проведена заговором: 3 мая на сейме присутствовало не более 157 депутатов, не менее 327, не будучи оповещены о заседании, отсутствовали.

Разговоры о произошёдшем в Варшаве заняли на какое-то время все салоны Петербурга; было понятно, что вопрос с Турцией, в целом, решён, и Россия не останется в стороне от польских событий. Ведь наша страна гарантировала незыблемость предыдущей польской конституции, так вызывающе теперь нарушенной.

При первом случае я завёл разговор о происходящем с нашими дипломатами. Поскольку первая звезда нашей внешней политики — граф Безбородко, — отбыл на переговоры в Яссы, и вообще он был нехороший человек, а вице-канцлер Остерман, честно говоря, никогда не особенно не блистал дипломатическими талантами, самым компетентным человеком оказался третий член коллегии иностранных дел — граф Морков.

К нему то я и пристал на ближайшем куртаге.

— Аркадий Иванович, что же там происходит, в Польше?

— Ну что вам, Александр Павлович, сказать… Поляки очень взбудоражены переговорами России о мире с Турцией!

— Вот как? А какое им дело до наших дел с Турцией? Разве их это как-то касается?

Морков тонко улыбнулся, что на его изрытом оспинами толстогубом лице выглядело совершенно отталкивающе.

— Видите ли, Ваше Высочество… Европа, в сущности, очень невелика,И всё в ней взаимосвязано. Так, в прошлую нашу войну именно Польша компенсировала нам то, что мы должны были взять, но не получили с Турции…

— Как это?

— Поляков признали виновными в той войне, что завершилось заключение Куйчук-Кайнаджиссткого мира. Тогда меж Берлином и нами последовал трактат, который в Варшаве называют «разделом Польши». Пример показали австрийцы, дерзко забравшие у Польско-Литовской республики некоторую спорную область. Тогда же и Пруссия забрала у них область, лежащую между Померанией и Восточной Пруссией.А мы получили территории Белорусские, но взамен отказалась от своих требований относительно независимости Дунайских княжеств, отказалась от острова на Архипелаге для себя, ограничив наши приобретения в турецкой войне лишь областью между Днепром и Бугом.

— Вот как? Ну, тогда понятно, почему поляки сейчас так паникуют. Считают, что их снова обвинят в войне! А вообще, что сейчас происходит в Польше?

Улыбка Моркова стала ещё шире, отчего мне на память пришёл Чеширский кот.

— Одним словом, Александр Павлович, — страшный бардак! Вельможи, постоянно недовольные, в постоянном соперничестве друг с другом, гоняются за пенсиями иностранных дворов, чтоб подкапываться под свое отечество. Потоцкие, Радзивиллы, Любомирские разорились вконец от расточительности. Князь Адам Чарторыйский большую часть своего хлеба съел еще на корню. Остальная шляхта всегда готова служить тому двору, который больше заплатит. В столице поражает роскошь, в провинциях бедность. На 20 миллионов польских злотых ввоз иностранных товаров превысил вывоз своих! Поляки делают огромные долги у голландских банкиров, и скоро их внешняя задолженность превысит нашу!