Благословенный

Тадеуш Костюшко после перехода короля на сторону Тарговицкой конфедерации оставил службу и сначала проживал в Варшаве, потом переехал во Львов, а оттуда. получив информацию о возможном его аресте, отправился в Лейпциг, где нашел тесный кружок непримиримых польских эмигрантов. Здесь, внимательно наблюдая за событиями в Польше, они раздумывали, как бы помочь беде своего Отечества. Сначала решили обратиться к Венскому двору, но не получили оттуда никакого ответа. Потом придумали послать кого-нибудь во Францию с просьбою о помощи; выбор пал на Костюшко, и он отправился в Париж.

Добравшись до Франции, он обратился к Робеспьеру но тот отделался от него неопределенными и неверными обещаниями денежного пособия и помощи со стороны турок. Костюшко возвратился в Лейпциг ни с чем; и тут-то явились к нему посланцы от подпольного Варшавского комитета с просьбою принять начальство над грядущим восстанием, обещая выставить более 20 000 штыков. Заговорщики объявили, что Варшава хочет непременно свергнуть невыносимое иго; что неудовольствие растет в стране день ото дня; что решились защищать варшавский арсенал, который русские хотят непременно взять, и надобно бояться, чтобы восстание в Варшаве не началось преждевременно само собою. Костюшко отвечал, что единственное желание его — сражаться за отечество, но, однакож, Варшава — не Польша: если варшавяне начнут восстание сами по себе, без поддержки всей страны, их непременно раздавят; но если они хотят действительно освободить любезное своё отечество, то должны прежде всего снестись с жителями и войсками во всей Польше и запастись средствами для борьбы. Несколько недель спустя пришло к нему письмо от того же Варшавского комитета с просьбою, чтобы Костюшко из любви к отечеству приехал бы по крайней мере в Краков, потому что все в страшном отчаянии, что пришел указ уменьшить войска, хотят взять арсенал и все хотят защищать его при малейшем движении русских войск. Костюшко, однако, полагал, что арсенал — пустяки в сравнении с важностью подготовить восстание по всей Польше, и дал инструкцию для генералов в воеводствах, чтобы они набирали людей, доставали оружие, припасы, деньги; в назначенное время генералы должны были прислать ему подробное донесение обо всем. Чрез несколько недель Костюшко явился в окрестностях Кракова, где имел свидание с двумя польскими генералами, посвященными в заговор, и, видя, что ничего еще не сделано по его инструкциям, уехал в Рим, оставя письма к генералам, в которых уверял, что всегда будет с ними для защиты отечества.

В Лейпциге после этого решили вновь отправить посланника во Францию, чтобы объявить тамошнему правительству, что отчаяние заставляет поляков взяться за оружие и просить денег; но внутриполитический кризис во Франции не оставлял надежды на серьёзное содействие польскому восстанию. Однако же, чтобы подбодрить подпольщиков, им передали, что французы обязательно помогут; и вот в таком взаимном обольщении, преувеличивая друг другу успехи и замалчивая неудачи, поляки бодро двигались к завершению своей национальной драмы.

Между тем в Польше все сильнее и сильнее волновались военные слухом об уменьшении армии; чтобы предупредить эту меру, заговорщики торопили восстание, приезжали в Варшаву к генералу Дзялынскому и требовали, чтобы до прибытия Костюшки он сделался начальником восстания, угрожая притом ему смертью, если тот не согласится. Дзялынский, скептически смотревший на всё это дело, но под угрозами вынужденный согласиться, всеми силами старался отсрочить вспышку, и единственно для успокоения горячих голов отправил в октябре 1793 года в Италию отыскать Костюшко и привезти его переодетого, если не в Варшаву, так хотя бы в Краков. Посланные возвратились только в январе 1794 года и объявили, что нашли «командующего» в Риме, откуда он поехал в Дрезден, велевши сказать в Варшаве, что дело еще не готово, что нет надежды на денежное пособие и вообще на иностранные дворы и что надобно отложить революцию до будущей весны. Ответ этот не понравился офицерам, но сделать они нечего не могли. Не везти же им Тадеуша в Польшу насильно!

Наконец, выдан был декрет Постоянного совета (так называлось тогда польское правительство) об уменьшении польской армии, назначенном на начало марта 1794 года. Горячие головы опять взволновались, хотели поднять возмущение немедленно — начались конференции, составлялись военные планы. Уже на 25 февраля назначена была тайная конференция заговорщиков, где собралось более 70 человек: тут уже не обсуждали, начинать ли без Костюшки или нет, — решали вопрос, начинать ли через два дня, или немного позже. Одни говорили, что ничего не готово: другие — что лучше начать сейчас, иначе при промедлении обязательно найдётся предатель, и дело погибнет.