Благословенный. Книга 4

— Когда он ответит на этот вопрос (или, скорее, когда он уйдёт от ответа в своей обычной манере), — в своей ехидной манере продолжал Фокс, — поинтересуйтесь у него, куда делись наши союзнические отношения с Пруссией — государством, в которое вложено 42 миллиона фунтов денег английских налогоплательщиков? Как же получилось, что эта страна, традиционно дружественная Англии, вдруг объявила себя нейтральной посреди тяжелейшей в истории нашего острова войны? А когда достопочтенный джентльмен придёт в себя после вчерашних возлияний, (на эту инвективу Палата тут же откликнулась сдерживаемыми смешками), извольте спросить его: насколько удачным оказался его план установить союзнические отношения с Францией, про которую даже последнему трубочисту с Ист-Сайда известно, что она всегда была и всегда будет нашим природным заклятым врагом? Только непременно задайте этот вопрос последним: ведь после него любой честный человек неминуемо пустил бы себе пулю в лоб, ну а достопочтенный джентльмен, о котором идёт речь, по своему обычаю, очевидно, снова напьётся и станет окончательно непригоден для какого-либо применения!

Последние слова Фокса потонули в хохоте и оскорбительных возгласах вигов.

— К порядку! К порядку! — грозно прорычал спикер. — Мистер Фокс, вы вновь испытываете моё терпение! Покорнейше прошу завершить этот балаган! Слово предоставляется — тут спикер обернулся в сторону тори, очевидно ища глазами Уильяма Питта. Тот, сразу же встрепенувшись, слегка привстал со своего обитого зелёным сукном места.

— … депутату от округа Эпплби!

Чудовищным усилием воли Уильям сбросил с себя сонную похмельную муть и встал. Его высокая неуклюжая костлявая фигура, казалось, тут же выросла до самого потолка; голова оказалась запрокинута назад, как у древних героев, внемлющих богам-громовержцам; и, хотя, по древнему обычаю, при парламентской дискуссии нужно было обращаться исключительно к спикеру, неподвижный взгляд Питта уставился прямо на Чарльза Фокса.

Трудно было найти две фигуры, столь противоположные друг другу, как Питт и Фокс. Уильям Питт вырос в среде политической аристократии (его отец долгое время был премьер-министром) и рано получил высокую должность. Про него говорили, что он никогда не был ребёнком и ничего не знал о людях и их обычаях, кроме того, что видел в кривом зеркале Вестминстера. Его всегда легко было узнать по бледному лицу и скованному церемонному поклону. Высокий, худой, он обладал заносчивостью человека знающего о своём исключительном положении. Многие считали его высокомерным: входя в палату общин, он, не поворачивая головы не направо ни налево, садился на своё место не удостаивая своих соседей ни приветствием, ни поклоном.

Фокс — признанный лидер вигов, был совсем не таков. Много старше Питта, всегда растрепанный, неряшливо одетый и выглядящий будто бы не от мира сего, он казался полный противоположностью своего всегдашнего оппонента. Питт всегда был строго одет и обдумывал каждое предложение прежде чем открыть рот; Фокс начинал говорить с середины предложения, оставляя на волю Всемогущего возможность остановить его. Разумеется, в политической жизни они спорили решительно обо всём, и даже в такой интимной сфере, как пороки, они являли полную противоположность друг другу: Питт был пьяницей, а Фокс — развратником. Но гораздо важнее было то, что Уильяма Питта поддерживал король Георг, а Чарльза Фокса — наследник, принц Уэльский, которые, в свою очередь терпеть не могли друг друга. И теперь Фокс рвётся к власти: из-за душевного нездоровья короля давно уже ходят разговоры о регентстве, политические неудачи последних лет придают этим разговорам звучание, отличное от действительного состояния здоровья Его Величества Георга III.

И теперь, несмотря на страшное похмелье, Питт начал свою речь, тщательно выбирая каждое слово.

— Уважаемый спикер, как говорят, «времена не выбирают». Нам досталось несчастное время, когда народы на Континенте как будто сошли с ума.

Питт веско обвёл глазами небольшой зал Палаты Общин, в котором теснилось почти 600 человек, потом продолжал.