— Фельдмаршал сейчас далеко — напомнил генерал Аргамаков. — Дрессирует под Уманью польские полки. Когда всё произойдёт, он окажется поставленным перед фактом. Но, если ни одного волоса не упадёт ни с головы его дочери, и права внука окажутся неоспоримыми, ему придётся смириться с новым положением дел — ведь никакой военной силы у него на руках теперь, можно сказать, нет. Поляки за Суворова воевать не пойдут. Главное, чтобы никто не донёс на нас сейчас, пока император ещё занимает свой кабинет в Зимнем дворце…
— Как полагаете, донесут на нас, Александр Семёнович? — со смехом спросил Пален у сидевшего рядом господина.
— Ну, разве что вы, Пётр Алексеевич! — со смехом отвечал господин Макаров. Глава Экспедиции общественной безопасности давно был вовлечен в заговор, уже многие месяцы покрывая остальных конфидентов. Он сегодня впервые открыто появился среди них, что тотчас вдохнуло в мятежников новые надежды на успех.
— Кстати, как ваше плечо? — участливо спросил у Палена Беннигсен.
— Намного ещё болит, — поморщившись отвечал тот. Несколько дней назад Пётр Алексеевич выпал из саней и расшибся; теперь он не мог взять в руки шпагу, а потому, не отказываясь от участия в походе заговорщиков к Каменноостровскому дворцу, заявил, однако, что будет держаться в «задних рядах». Проницательный Беннигсен, конечно же, понял, что это «дипломатическая » болезнь, но склонен был простить Петру Алексеевичу его осторожность. Увы, не все немцы обладают действительно северогерманской твёрдостью духа!
— Давайте ещё раз сверим наш план, — предложил методичный Беннигсен. — Нужные перемещения армейских полков уже произведены. В каждом гвардейском полку иметь хоть несколько офицеров, на которых можно рассчитывать: одни из них должны действовать в полках, пресекая возможный контрудар; другие — идти ко дворцу или во дворец. Солдаты ничего знать не должны, но к нужному часу быть у дворца тем гвардейским частям, которые сравнительно надежны, более преданы Константину, плотнее насыщены офицерами-заговорщиками. Это прежде всего 3-й и 4-й батальоны Преображенского полка, Сенатский полк и уланы. Полки вокруг дворца встанут в строю, дабы отсечь возможное бегство царя или приход верных ему частей, как это было в день смерти императрицы Екатерины. Полки должны стоять по команде «смирно» — это способ уберечься от неожиданного солдатского вмешательства, и вместе с тем иметь всех постоянно на виду; как только дело будет сделано, солдаты тут же присягнут без сомнений и колебаний. Эту команду возглавит князь Яшвиль. Мы же, господа, войдём во дворец, обыщем его, найдём императора и сделаем то, что велит нам долг!
Все так или иначе одобрили услышанное.
— Ну а теперь, полагаю, пора спуститься к нашим молодым соратникам, дабы подстегнуть их пыл! — предложил Пален. — От них многое зависит; а то, как бы солдаты по своей привязанности к императору не предприняли бы какого-нибудь безумного предприятия!
— Извольте; я готов! — с совершеннейшим хладнокровием откликнулся Беннигсен. Он тотчас же с шумом отодвинул гнутый ореховый стул, вставая во весь свой немалый рост и, бросив скомканную салфетку, направился к лестнице.
Внизу, у офицеров, пир уже шёл горой. Нечасто можно на шару угоститься великолепными венгерскими и французскими винами! Пили, громко произнося двусмысленные тосты, похвалялись «вернуть всё, как было, в двадцать четыре часа». Это было то самое гвардейское дворянство, которое особенно ущемлено, лишено гарантий, и считало правление с 1796-го года не вполне законным, да ещё и «сумасшедшим».
И вот двустворчатые двери распахнулись разом, и Беннигсен, Аргамаков, Ливен, другие генералы и полковники вошли блестящей толпою, в украшенных шитьём мундирах, лентах и орденах, гремя ботфортами и золочёными шпагами.
Офицеры немедленно встали из-за стола, вытянувшись перед старшими по званию.
— Доброго вечера, господа. Готовы ли офицеры пожертвовать жизнью за цесаревича Константина? — строгим голосом произнёс Леонтий Леонтьевич, сверху вниз оглядывая присутствующих.
— Точно так, господин генерал! — раздался нестройный гул пьяных голосов.
— Скоро выступаем. Будьте тверды, и мы преуспеем! — отчеканил ганноверец, сохраняя ледяное выражение лица.
— Будьте готовы действовать в интересах цесаревича! Виват, Константин! — поддержал речь генерал Талызин.
— Виват! Виват! — и весь длинный стол взорвался восторженными криками.
А о цареубийстве здесь не было сказано ни слова…
Через два часа в гвардейских и некоторых армейских полках началось скрытное, но активное движение. Началось всё с Семёновского полка. Унтер-офицеры обегали «светлицы» солдат, или входили в казармы, в тех полках, что успели получить жилища нового вида, и тихо, в пол-, а то и в четверть голоса поднимали полусонных солдат.
— Побудка! Вставай и стройся, только тихо!