Благоуханность. Воспоминания парфюмера.

Этот Дом назывался "Marquize de Luzy" и находился в Нейи, почти на самом берегу Сены. Я переехал в Париж и поселился за 100 франков в месяц в маленькой гостинице возле завода. Оттуда я с большим воодушевлением начал ходить на службу. Как часто встреча с долгожданной мечтой разочаровывает нас! К счастью для всей дальнейшей моей жизни, со мной этого не случилось: работа меня сразу же захватила. Интерес мой к миру душистости рос изо дня в день, а у "Marquize de Luzy" встретил я такое милое внимание, что лучшего трудно было желать. С особой радостью и благодарностью вспоминаю я мадам Симону Гемонель, Алексея Александровича Березникова и мсье Фрайса.

Мадам Гемонель была молодой очаровательной женщиной, полной жизни и мечтаний. Ей обязан я знакомством с азами парфюмерного искусства, основными сведениями о духах и различных душистых веществах, в них входящих. Она любила чтение, поэзию, верно чувствовала элегантность, угадывала направление моды, безошибочно разбиралась в лучших творениях парфюмерии, и ее замечания были красочны и забавны.

Алексей Александрович Березников был милым, душевным человеком. Революция лишила его состояния и положения, и на старости лет ему пришлось довольствоваться очень скромным местом; но ничто не изменило его благожелательного и приветливого характера. Его рассказы и воспоминания о прошлом были полны доброго юмора и тонкого знания людей.

Парфюмер Дома мсье Фрайс тоже был ровным и приветливым человеком, знающим и опытным; я очень ценил все его технические замечания. К сожалению, его посещения завода были весьма кратковременны. Моя работа по химической части была несложной, и я успевал помогать в приготовлении душистостей и знакомиться с различными ароматами, их составляющими.

Тогда же встретился я и с сыном мсье Фрайса — Юбером. Он скромно начинал в то время свое собственное дело, названное "Synarome". Мы сразу же почувствовали симпатию друг к другу, и наши добрые отношения продолжаются и поныне. Он был образованным химиком и очень открытым человеком. Его теория духов была глубокой и оригинальной; в работе был он настойчивым и терпеливым, и начатое им дело с годами блестяще развивалось. Началом его работы было создание синтетических ароматов ярко "звериного" характера: он предвидел, что передовая парфюмерия пойдет именно в этом направлении. После первых же бесед с ним я понял правильность его предложений и выводов и много лет спустя не раз вспоминал наши давние разговоры...

Месяц пролетел быстро, хотя жить мне пришлось нелегко на мои 300 франков среди всех парижских соблазнов. Вернувшись в Лилль, я с удвоенной энергией принялся за науки. Париж наполнил меня новыми силами, надеждами и мечтами. Зато пришлось оставить чтение всех посторонних книг и целиком отдаться занятиям. Июль 24-го года выдался жарким и грозовым, что не облегчало нам сдачу экзаменов, но вот последнее усилие — и с дипломом инженера-химика я уехал из Лилля в Париж.

К тому времени мать и сестра тоже переехали из Сербии во Францию и поселились в предместье Парижа — Кламаре. Уже в то время там жило немало наших русских друзей. Моя встреча с родными была радостной. Наконец-то мы были вместе и, думалось мне, навсегда. Я сразу полюбил Париж и старался изучить его. Меня пленила легкость его пропорций, воздушность домов, манера жизни, элегантность женщин, их шарм, умение одеваться, носить меха, пальто и платья, удивить шляпкой, привлечь ароматом духов...

В том году были в моде "Paris" от Коти. Вся молодежь пользовалась ими. Это были недорогие духи, но в них с редкостным мастерством была разработана и выявлена весенняя звонкость душистости. Они искрились благоуханной свежестью ландыша в сочетании с тонким ароматом сирени, дополненным чем-то еще, светлым и радостным. Шли месяцы. Я старался найти работу в парфюмерных Домах, но тщетно. Надо было иметь надежные связи, а у меня их не было. Парфюмеры боятся брать новых людей, так как вся их работа основана на тайне; люди же непроверенные (особенно опасны химики) могут похитить формулы духов, передать их конкурентам или использовать сами. Опасно пускать нового человека в лабораторию Дома, его "святая святых". Только родственные гарантии или могущественная рекомендация могут открыть химику доступ к действительно интересному делу.

И счастье улыбнулось мне случайно. Как-то раз сестра зашла к Нарышкиным, а сразу после ее ухода к ним пришел старый барон Фитенгоф-Шель. Хозяйка пошутила:  "Что же вы, барон, опоздали. Пришли бы раньше и познакомились с прелесной Ольгой Веригиной". Барон заволновался:  "Как вы назвали ее? Чья она дочь?" —  "Миши Веригина". —  "Да ведь это мой двоюродный брат — моя мать была сестрой его отца".