Благоуханность. Воспоминания парфюмера.

Мы жили тогда в Кламаре. Я должен был идти пять минут до вокзала; десять минут поезд вез меня в Париж, на станцию Монпарнас; потом я спускался в метро и выходил на площади Конкорд, около которой, на одной из наряднейших улиц столицы, находилась моя служба. Несмотря на автомобили и автобусы, воздух города в те утренние часы казался благоуханным — столько хороших духов было на молодых женщинах, торопившихся, как и я, на службу. Для многочисленных парижанок несколько капель духов являются не ненужной роскошью, а необходимостью, законченностью их утреннего туалета.

В те годы, несмотря на то, что фабрика, в которой я работал, была уже известна всему миру, она занимала лишь большую квартиру в четырнадцать комнат на четвертом этаже барского дома, четыре из которых были отведены под производство и хранение душистостей. Весь персонал был молод; вас встречали веселые, приветливые лица, и день начинался легко и радостно. Переодевшись в белый халат, я быстро принимался за текущую работу и попутно нюхал, сравнивал, изучал, запоминал многочисленную гамму ароматов. На полках лаборатории, снизу доверху, стояли большие бутыли, маленькие пузырьки и металлические коробки с химическими душистыми солями; тут же в фаянсовых банках хранились различные маслоподобные благовония. В соседнем помещении стояли большие металлические чаны со спиртовыми красками; кроме них, стояли также духи, лосьоны, одеколоны, туалетная вода. Пахло от всего сильно, но при нормальном состоянии здоровья особого утомления эти запахи не вызывали. Конечно, с некоторыми из них, особенно с крепкими душистостями, необходимо было обращаться с особой осторожностью...

Производство духов осуществлялось в два приема. Первая часть приготовления так называемой отдушки происходила в лаборатории. Из несгораемого шкафа доставались расчеты с нужной формулой, и по ней делались вычисления для производства указанного количества духов. Затем на большом столе, на котором находились точные весы, приготовлялись все необходимые душистости, входящие в данную формулу. Вслед за этим начиналось постепенное их взвешивание с проверкой каждого вещества обонянием. По окончании общий вес смеси также проверялся; после чего на паровой бане производилось растворение душистых солей и смол. На этом заканчивалась первая половина работы. Вторая заключалась в размешивании отдушки с соответствующим количеством спирта. Полученную жидкость оставляли для отстоя, после чего охлаждали до 4-5 градусов в специальных холодильниках и немедленно фильтровали. Замораживание делалось для того, чтобы духи никогда не мутнели под влиянием изменения температуры и оставались всегда светлыми и прозрачными. С этого момента духи считались готовыми для разлития по бутылям и для продажи.

За мое 35-летнее пребывание в этом Доме мне пришлось не раз менять место работы, но больше всего мне полюбилась служба на фабрике, и это несмотря на то, что мне нужно было ехать туда целый час в душном метро от Отэя, куда я переселился из Кламара, до пригорода Парижа, где она находилась. Объясняю я это той удивительно дружественной атмосферой, которая царила среди всех работавших в отделе отдушек. Трое молодых лаборантов были веселы и благожелательны друг к другу, что не так уж часто встречается в жизни или на работе.

Старшим из них был Жильбер Ж., небольшой стройный брюнет с интеллигентным лицом. Он любил напоминать нам в шутливой форме о своем нормандском происхождении, настаивая на том, что он бесстрашный потомок славных викингов (варягов). Он много читал, любил поэзию и был приятным собеседником. Несмотря на худощавость, любил выпить, закусить и отлично разбирался в винах. Работником он был замечательным — быстрым, точным, неутомимым. И вне работы мы чувствовали его нашим добрым товарищем, полным фантазии и задора. Он обладал небольшим, но верным голосом, репертуар его песен порой бывал крайне несерьезен, но он умел веселить нас неожиданными концовками своих песенок. Сослуживцы относились к нему с неизменной симпатией; дирекция его ценила.

Вторым, но старшим по возрасту был Жан Н. Бургундец по происходению и характеру, он сразу же понравился мне своим лукавым добродушием, роднившим его с веселыми богами античной Греции. Жан был небольшого роста, но широким в плечах, с фигурой гимнаста. Он также обладал несильным, но приятным голосом и на все случаи жизни находил подходящую песенку. В работе же он был особенно тщателен, нe торопился, многократно проверял результаты своих взвешиваний до полного завершения работы. На заводе его любили за ровный, спокойный характер.

Третьим, младшим из всех, был Андре Л. Среднего роста, жгучий брюнет, он был бретонец. Веселый, услужливый, великолепный работник, он бывал порой великим бузотером, также любил петь. Все песенки его репертуара отражали его характер и были задорны, бравурны, наступательны... Его любили, и среди женского персонала фабрики он пользовался немалым успехом. С этими милыми, простыми людьми я провел немало лет жизни, и все эти годы совместной работы не были ничем омрачены.