Благоwest, или Обычная история о невероятном сумасшествии

- Как и должно русской натуре - с ходу в бой, а там будет видно, напряженно улыбнулся Хлебников.

- Что ж, в бой, так в бой! Терять нам нечего: я по самые кишки запылился в своей конторе, а ты, кажется, поломал зубы. Но не о гранит науки - о тупые головы разных умников...

Еще посидели, потолковали, не пили - как-то враз обоим расхотелось. Когда собрались уходить, Цирюльников с шутовской осторожностью на цыпочках подошел к барменше, вмиг одеревеневшей. Тоненьким фальшивым голоском извинился, почесывая нос, подарил ей авторучку. Она не выдержала засмеялась.

* * * * *

Договорились так: если Цирюльников - но уже на совершенно трезвую голову - насмелится твердо, пусть позвонит.

Но Цирюльников не звонил с неделю: приболела Екатерина, ее положили в больницу под капельницу, и ему пришлось взвалить на себя домашнее хозяйство, обстирывать и кормить сына. Все думал, морщась и покрякивая: "А если не суждено будет обернуть деньги с наваром или что-нибудь еще непредвиденное да роковое приключится - отдать квартиру придется? Куда же потом деваться с семьей? В гараже жить?! Б-р-р!"

Позвонил-таки. Однако, пальцы, когда у себя в управлении набирал на скрипучем тугом диске номер, слегка тряслись. Голова закружилась, - понимал, не привык к поворотам. Да насиженное, столь устойчивое местечко оставить подвиг, не меньше.

"Может, все же не надо? Чем мне плохо живется?"

Однако на другом конце провода прозвучали оптимистичные тембры знакомого голоса.

Утром следующего дня оформили кредит на один месяц под залог своего единственного жилья. Цирюльников ничего не сказал жене. Хлебников был холост, но жил с родителями стариками, и тоже - ни слова, ни полслова им. Кредитором оказался с пропеченно кирпичной физиономией мужик; его грабастые жилистые руки синели от похабных наколок.

"Куда я лезу, дурило мученик!" - подумал Цирюльников, но деньги уже были в руках улыбавшегося, но бледного Хлебникова.

Цирюльникова то в пот бросало, то в холод: "Все, братцы, пропал я: и без квартиры останусь и долга не верну".

Оба взяли на работе отпуск без содержания, в который раз переговорили с китайцами, которые должны были ждать груженые лесовозы в условленном месте, и с пластиковым комкасто-пухлым от денег пакетом днем на электричке укатили на север, в таежный край.

Месяц безвылазно, исступленно, недосыпая и недоедая, мотались по тайге, по лесосекам и складам. Таежный люд повально сидел без работы, страшно пил. Как жить, куда деваться? - казалось, никто твердо и определенно не знал, не ведал. Это были отчаянные, очертелые 90-е годы, запомнившиеся многим так: подвесили тебя, болтаешься между небом и землей, а зачем - не сказали. Лесозаготовители были маленькими простыми людьми и полагали, что где-то там, в больших ли городах, в районном ли центре, за них все и непременно благополучно и справедливо рассудят и решат. Но месяц за месяцем, год за годом проходили, а ничего существенно и благоприятно не менялось. Где-то в больших городах люди колобродили, стучали касками о брусчатку, а здесь что же - перед медведем будешь права качать? Вот в это подвешенное время стал появляться на лесосеках разношерстный народец. Но ушлому, напористому народцу этому нужно было только одно - вывезти на большие дороги лес. А вывез - после хоть трава не расти; настоящего хозяина в тайге не было, леса вырубались хищнически.

Так и Хлебников и Цирюльников лесовоз за лесовозом гнали из тайги. Вездесущие китайцы встречали транспорт, загружали кругляк на железнодорожные платформы.

Через месяц, наконец, в руках Цирюльникова и Хлебникова снова оказался пакет с деньгами, но уже с их деньгами.

Однако лесом ни тот, ни другой не хотели промышлять: опасно, хлопотно и затратно. Иной раз на взятки уходило больше, чем за спиленный и вывезенный лес.

Однажды Хлебников сказал:

- Жалко тайгу: она ведь, Саня, наша, а мы как с ней обходимся!

- Наша? - покосился на товарища Цирюльников, но спорить не стал.

- Саня, давай назовем нашу фирму "Благоwest", - смущенно сказал Хлебников. - Чтобы всегда мы помнили и о благовесте, и о Боге. Ведь не назовем же "Благовестом"!

- Да хоть "Храмом Христа Спасителя".

- Ты что такое мелешь? Не богохульствуй!

- Ишь, святоша! Напужался?

- Знаешь, что еще? - Хлебников задумчиво помолчал.

- Ну, говори, чего молчишь?

- Давай поклянемся: если Бог даст нам много-много денег - будем делиться по-христиански со всеми, кому крайне нужна будет помощь и содействие в каком-нибудь благом деле.

- Хм. Романтик ты, однако. Тимуровец с уклоном на поповщину. Мне бы хотя немножко разжиться деньжишками, чтобы Катьку мало-мало подлечить да Гришку вывести в люди. Я уж о каких-то таких особенных деньгах и не думаю.

- А вдруг нам повезет на полную катушку!

- Мне, да чтобы повезло?! Перекрестись, Савелушка ты мой христовенький! Сорвали деньгу на лесе - чудненько, конечно. Но кто знает, - вдруг завтра-послезавтра все потеряем.

- И все же - давай поклянемся.

- Хм. Ладно, клянусь.

- Клянусь.

Они крепко пожали друг другу руки.