Блатная музыка. «Жаргонъ» тюрьмы

Соловейко ты мой, соловейко,
Разнесчастный ты мой соловейко!
Ты не вей себѣ, не вей теплаго гнѣздышка,
Не вей при дорожкѣ,
А совей-ко лучше его при долинѣ:
Тамъ никто его, никто не раззо́рить
И твоихъ малыхъ дѣтушекъ никто не разгонитъ.
Какъ у Троицы было подъ горою,
За каменною было за стѣною, —
Тамъ сидитъ-сидитъ добрый молодецъ,
Онъ сидитъ-сидитъ въ мѣшкѣ[11]

каменномъ.Онъ не годъ сидитъ и не два года,
Но никто къ нему, разудалому,
Не зайдетъ никто, не заѣхаетъ (sic!).
Тутъ зашла къ нему гостья милая,
Гостья милая — мать родная ему;
Не гостить пришла, а провѣдать лишь:
— «Каково-то тебѣ, сыну милому,
Во тюрьмѣ сидѣть, во неволюшкѣ?
Во кичѣ[12] сидѣтъ за рѣшотками,
За рѣшотками, за желѣзными?»
— «Ахъ ты матушка, ты родимая!
Ты сходи-сходи къ воеводѣ[13] въ домъ,
Попроси-ко ты его милости,
Не отпуститъ ли меня, добра молодца;
На свѣтъ бѣлый погулять ещо?»

IX.

Мой сизой голубчикъ,
Ты зачѣмъ, для чего
Въ садикъ не летаешь?
      Буйнымъ вѣтромъ
      Сизова относитъ,
      Частымъ дождемъ-дождикомъ
      Крылья-перья мочитъ.
Мой миленькой,
Мой милой дружочекъ!
Ты пошто, для чего
Рѣдко въ гости ходишь?
Твой отецъ да мать
Тебя не спускаютъ,
Родъ они племя
Тебѣ запрещаютъ? [sic!

]      Сидѣлъ-посидѣлъ
      Удалой молодчикъ
      Во темной темницѣ.
У той у темной, у темной темницы
Ни дверей нѣту, нѣту ни окошекъ,
Ешо въ ней нѣту ни красна крылечка,
Только есть одна труба дымовая.
Изъ той трубы, дымъ-отъ повѣваетъ,
Меня мла́ду-мо́лоду горе разбираетъ.
Пойду я, млада, съ горя въ зеленъ садикъ,
Пойду возьму я ключи золотые;
Отопру я сундуки-ларцы кованы,
Возьму денегъ ровно сорокъ тысячъ,
Стану дружка-друга выкупати,
Изъ неволюшки его выручати.
Грозенъ судья, судья воевода,
Моей казны-казны не примаетъ,
Меня мла́ду-мо́лоду горе разбираетъ.
Пойду мла́да-мо́лода съ горя въ чисто поле,
Пойду, нарву я лютаго коренья,
Буду-стану я судью опоити.

X.

Привелось мнѣ, доброму молодцу,
Ѣхать мимо каменной тюрьмы;
На тюремномъ-то на бѣломъ окошечкѣ
Сидѣлъ добрый молодецъ:
Онъ чесалъ свои русы кудерушки
Частымъ бѣлымъ гребешкомъ.
Росчесавши свои русы кудерушки,
Самъ восплакалъ слезно и сказалъ:
      — «Вы подуйте-ко, буйны вѣтры,
      На родиму сторону!
      Отнесите-ко вы, вѣтры бурные,
      Мому батюшкѣ низкій поклонъ,
      Какъ моей родимой матушкѣ,
      Милой матушкѣ — челобитьицо!
      А женѣ младой вотъ двѣ волюшки:
      Какъ перва́ воля́ — во вдовахъ сиди,
      А втора́ воля́ — замужъ пойди!
      На меня-то, молодца, не надѣйся:
      У меня-то молодца есть своя печаль,
      Печаль грозная, непридумная:
      Осужонъ-то я на смертную казнь,
      Къ наказанью-ль кнутомъ да немилостному».

XI.