Единственная улица Гришуков тянулась нескончаемо долго. Исподлобья, осоловевшими глазами, я разглядывал крепкие дома по краям дороги, ухоженные огороды, сытую лощеную скотину, что нет-нет, да и попадалась по пути. Хорошо живут люди. Нет, правильнее будет -- хорошие люди хорошо живут. Или наоборот -- хорошо живут, потому что хорошие люди... В общем сбился я с мысли и с шага и если б ни Ольга ночевать мне в кювете под кустом акации. Последнее что помнится -- это мягкая перина. И я лечу мордой во взбитые подушки.
Сколько спал -- не знаю, распихали меня затемно. Восковые веки с трудом разодрали сцепившиеся ресницы и в липкой темноте передо мной предстал чей-то мутный силуэт. По дрожащему голосу я опознал Антоху.
-- Пахан, может, не будем утра дожидаться, рванем в степь прям щас. По холодку, все лучше, чем днем по жаре топать.
-- Антоха, тебе чего не спиться-то? -- Пробурчал я в ответ.
-- Да так. По холодку-то сподручней будет...
С большим трудом я оторвал голову от подушки. Тело нещадно корежило, не понять -- со сна или с похмелья. Как не хотелось вставать, а пришлось, от переизбытка жидкости в организме живот расперло не хуже футбольного мяча, если срочно не облегчиться к утру лопну. Босыми пятками я долго шарил по полу, пытаясь нащупать кроссовки. Безрезультатно. Измаявшись вконец, я попросил Антоху:
-- Глянь, там обувки моей не видно?
-- Нет, Пахан.
-- Куда ж они делись-то?
-- На наживку пошли.
-- Куда?
-- На наживку, -- невинно пояснил Антоха. -- Местные одолели -- расскажи, да расскажи, на что сома ловил, ну я и выложил.
-- И что?
-- Пристали как репей к заднице -- продай и все. Ну, я и загнал все портянки, какие у нас имелись, по пять рубликов за штуку. Со всех снял, Евсей одобрил.
-- Черт с ними с портянками -- махнул я рукой, -- кроссовки-то мои где?
-- Деревня большая, портянок на всех не хватило, чтоб остальные мужики обиду не затаили, я их уговорил сапоги взять. А чего? Мы их сколь носили не снимая, я так думаю, для рыбы они куда как слаще портянок будут. За каждый наш расквашенный сапог они по паре новых дали, а за твои тапочки и вовсе три пары сторговал. Вон у печи стоят, выбирай, какие нравятся. Наши уже все переобулись, счастью не нарадуются. Гришуки с утра всем табором на рыбалку собрались, хотят с помощью новой наживки всю округу рыбой завалить. А ну как клева не будет? День на день-то не приходиться. Как бы опосля оказии не случилось. Потому и думаю -- надо сваливать побыстрее, в новых сапогах-то любая дорога в радость.
Я промолчал, а чего тут говорить, спасибо хоть носки оставили. Делать нечего, пришлось примерять сапоги. Вторая пара пришлась в самый раз. Стуча каблуками и хрустя новыми голенищами, я выскочил на улицу. Пока бежал к маленькому деревянному строению в конце огорода, меня осенила гениальная мысль -- душа в человеке находиться под мочевым пузырем, иначе почему, когда возвращаешься назад, на ней становится легко и спокойно.
Утренняя свежесть порядком бодрила. Насвистывая веселый мотивчик, и уже никуда не торопясь, я вернулся к крыльцу, где нос к носу столкнулся с Сорокой.
-- Доброе утречко. -- Поздоровался кузнец.
-- И тебе того же, -- кивнул я.
-- Я чего думаю, Пахан. Может, по холодку выступим, чего ждать-то? А то потом будем по жаре пыль глотать, а так глядишь, пока народ проснется, верст пять уже отмотаем.
Я замер. Предложение Сороки как-то сразу не понравилось.
-- Гляди, -- стараясь сохранить спокойствие, я развернул Сороку лицом к забору. -- Видишь за околицей отблески красные? Заря начинается, скоро совсем рассветет, тогда и решим все.
-- То, Пахан, не солнышко встает, -- печально ответил Сорока, -- а кузня деревенская догорает...
-- Как это догорает!? -- Опешил я.
-- В принципе уже ни как, догорать уже нечему, так, ветер головешки раздувает.
-- И чего она загорелась?
-- Ну, это, -- замялся Сорока, -- я Гришку-кузнеца блоху учил подковывать.
-- Подковали?
-- Ага, да кто теперь поверит, от кузни одна наковальня и молот без ручки остались, сами еле выскочить успели. Я так думаю -- лучше по темну уходить, кузня-то одна на всю округу была...
Ноги подкосились, я шлепнулся задницей на крыльцо. Если продажу портянок и обмен новых сапог на старые с доплатой еще можно преподнести Гришукам как шутку, то пепелище на месте кузнецы мало походит на невинную шалость. Хотя с другой стороны -- Сорока не один там был, может, обойдется? В конце концов, можно новую кузню поставить, кореша помогут.
Мои раздумья прервал скрип калитки. Из темноты выплыл Евсей, следом шел Васька и замыкал колонну Ванька с Азамом на руках. Я схватился за сердце.
-- Что с ханом?
-- Ерунда, -- отмахнулся Фраер, -- с жеребца неудачно упал. Скоро очухается.
-- Ей-богу, как дети малые, -- выругался я. -- Какого хрена он на него полез?