Блаженные шуты

— Я все вижу, — сказал Лемерль. — Мне понятны ваши сомнения. Я молился; постился. Я перечитал немало мудрых книг. Но если в сестру Маргериту и вселились духи, я не в силах заставить их подать голос. И единственное, что могу вам сказать, — в одиночку мне не справиться с темными силами, населившими ваш монастырь. Я не оправдал ваших ожиданий.

— Нет! — зашелестело по толпе, словно ветром взметнуло колосья.

Черный Дрозд, склонив голову в лицемерном смирении, не смог сдержать улыбку.

— Я думал, что смогу изгнать Дьявола лишь с помощью своей веры и вашего ко мне доверия, — сказал он. — Но не сумел. У меня нет иного выхода, как известить высшее духовенство и передать происходящее — как и себя самого, — в их руки. Хвала Господу нашему!

С этими словами он сошел с кафедры и подал знак Изабелле занять его место.

Мы переглядывались, помня последнее обращение Изабеллы к нам, и рябь недовольства и протеста пробежала по толпе. Мы понимали: доверить Изабелле наведение порядка невозможно. Лишь Лемерль способен править нами.

Изабелла и сама была застигнута врасплох его словами.

— Куда же вы? — спросила она дрожащим голосом.

— Теперь я здесь вам более не нужен, — сказал Лемерль. — С утренним отливом я отправлюсь на материк и уже через неделю вернусь к вам с подмогой.

Изабелла явно запаниковала:

— Вы не можете нас оставить!

— Но я должен. Больше ничем я помочь вам не могу.

— Отец мой! — Клемент с тревогой смотрела на него.

Стоявшая рядом с ней Антуана в молчаливой мольбе обратила искусанную москитами физиономию к Лемерлю. Брожение, уже достаточно звучное, охватило толпу. Мы и так всего лишились. Мы не можем потерять отца Коломбэна. Без него хаос, точно стая диких птиц, грянет на нас.

Он пытался нам втолковывать, перекрывая нараставший шум. Если нечистого найти не удастся, если возмутитель спокойствия не будет обнаружен... Но мысль, что святой отец может покинуть их, отдать во власть нечистому, повергла сестер в неистовство. И поднялся вой, жуткие кошачьи завывания; начавшись откуда-то сбоку, они, нарастая, охватили всю часовню.

Мать Изабелла уже не владела собой.

— Злой дух, покажись! — истошно выкрикнула она. — Покажись, подай голос!

Мощная волна криков накатила снова, и стоявшая рядом со мной Перетта зажала уши руками. Спрятав руку за спину, я расставила два пальца против лиха. К несчастью дикие стенания подступили слишком близко, заветному знаку было не совладать. Я чуть слышно зашептала материнское благое заклинание, но в таком хаосе оно вряд ли подействует.

Лемерль же наблюдал за происходящим с холодным удовлетворением. Теперь они целиком зависели от него, я это видела. Они готовы были исполнить любое его приказание. Вопрос был только в том: кто начнет? Я огляделась. Я видела молящее лицо Клемент, малахольные лица Антуаны, Маргериты, у которой уже подергивался рот, микстура уже теряла свое воздействие, и Альфонсину...

Альфонсина! Сначала, казалось, она стоит как вкопанная. Но вот по ней пробежала легкая судорога, еле уловимая, как трепет крыла мотылька. Казалось, она не отдает себе отчета в том, что происходит вокруг; мелко дрожало все тело. Как вдруг медленно, очень медленно, дрожь стала переходить в некий танец. Началось с ног. Альфонсина засеменила, раскинув руки, словно удерживая равновесие, как будто переступая босыми ногами по канату. Потом двинулись в едва заметном волнообразном движении бедра. Потом пальцы: взвились руки, ходили плечи.

Заметила не я одна. Томасина передо мной чуть не поперхнулась от изумления. Кто-то пронзительно выкрикнул:

— Глядите!

Все стихло. Но тишина была зловещей: будто над нами нависла готовая рухнуть скала.

— Бесовство! — простонала Бенедикт.

— Как с сестрой Маргеритой!

Бесы!

Я не могла молчать:

— Альфонсина, прекрати, это смешно!

Но остановить Альфонсину уже было невозможно. Она поворачивалась, крутилась под неведомый ритм, то влево, то вправо, то на одном месте, как волчок, то неторопливо и важно петляла или ходила кругами, юбки взмывали, обнажая ноги. Она мычала что-то непонятное, готовое сложиться в слово.

— М-м-м-м-м...

— Это они! — взвыла Антуана.

— Они говорят с нами...

— М-м-м-м-м...

Кто-то за моей спиной принялся читать молитву. Мне показалось, что произносится Ave Maria, только слова странно искажаются, сливаясь в беспорядочность гласных звуков:

— Ма-ари-и! Ма-ари-и!

Первый к кафедре ряд уже подхватил распевный клич. Клемент, Пиетэ и Виржини, откинув головы назад, почти одновременно начали раскачиваться ему в такт:

Ма-ари-и! Ма-ари-и!