Блаженные времена, хрупкий мир

Маленькая кушетка, обтянутая грязноватой коричневой тканью, на ней — свалявшееся коричневое одеяло, как из богадельни, и впечатление было такое, словно Лео спал на ней всегда в одежде, не снимая ботинок, готовый каждую минуту вскочить и спастись бегством. Ему пришлось бы тогда только побросать свои книги и папки в чемодан, который лежал на полу справа от письменного стола. Слева от стола — старое кожаное кресло, которое теперь, уже освобожденное от лежавших на сиденье книг, выглядело в спешке покинутым, рядом с ним — маленький журнальный столик, на нем телефон и чайная чашка, она пустая, и на донышке — засохшие коричневые остатки чая. Сбоку у стены шкаф. В нем, наверное, белье, книги, а может, и пусто. Возможно, белье хранилось и в чемодане. В углу комнаты стояла маленькая железная печурка, которую топили углем. Она была еще теплая. Значит, тот, кто здесь жил, исчез недавно. Нигде не видно было ни одной личной вещи, которая помогла бы определить, кто здесь живет, какие у него пристрастия, вкусы, какова история его жизни. Не было ничего, что выдавало бы потребность в обустройстве этого помещения для жилья. Словно кто-то жил здесь совсем недолго, и прочел здесь несколько книг, да сделал кое-какие пометки карандашом. Карандаш на столе был единственной письменной принадлежностью, которую она увидела. А если карандаш здесь забыли — не велика беда. Цветов на подоконнике не было, ведь за ними нужно ухаживать, и они погибнут, если жизнь увлечет тебя дальше. Не было и картин, нет, все-таки одна была, на письменном столе за стопкой книг стояла фотография в красивой рамке из бразильского дерева. Юдифь взяла ее в руки, на ней был изображен мужчина средних лет, снимок был сделан в уличном кафе, да ведь это — верно, никаких сомнений быть не могло, это снято на Копакабане в Рио, у человека был богемный вид, как у героев бразильских фильмов сороковых или пятидесятых годов, соломенная шляпа, светлый костюм с большим платком в нагрудном кармане, черно-белые ботинки. Юдифи показалось, что у этого человека было некоторое сходство с Лео, что-то общее в очертаниях рта и носа, но ручаться она не могла.

Где же Лео? Вдруг у нее появилось чувство, что он действительно сбежал и бросил ее здесь одну. Она поставила портрет на место и прислушалась. Звуки, которые доносились с кухни, ее успокоили. Она посмотрела в окно как раз тогда, когда Лео снова вошел в комнату, увидела освещенные окна напротив, а внизу грязно-серебристое сияние булыжника и каменных изваяний, и тут же в оконном стекле отразился Лео, поставивший на письменный стол поднос с двумя стаканами, тарелкой, на которой лежал уже очищенный ананас, и большим ножом, который он теперь взял в руки. Она видела Лео, стоящего позади нее с ножом, вот он посмотрел на нее, она видела, как он стоит там с ножом, шагах в четырех за ее спиной, и одновременно видела его перед собой, словно некий призрак, парящий перед нею в темноте двора, ей казалось, что у нее появились глаза на затылке, и в то же время она будто стояла с ним лицом к лицу, он неподвижно застыл перед нею в воздухе и смотрел на нее, и она смотрела на него, Лео за ее спиной положил нож, и тот, парящий в темноте Лео, положил нож, и сразу с двух сторон, сзади и спереди, он подошел к ней, она не пошевельнулась, потом он обнял ее, поцеловал в затылок и в шею. Юдифь стояла совершенно неподвижно, она не противилась, только окаменела еще больше, он целовал ее с таким пафосом, и при этом с такой уверенностью, что она не двигалась, не отстраняя его, но и не идя навстречу, он целовал ее, словно статую, и его влажные губы были словно мох на каменной поверхности изваяния. На секунду мелькнула мысль, что все эти ангелы во дворе внизу были жертвами Лео, женщины, которых он точно так же целовал, и после этого у них начинали расти крылья. Но улететь они не могли, было слишком поздно, к этому времени они уже окаменели. Туда вниз он их всех потом и поставил.

Юдифь откинула голову назад и засмеялась, Лео уплыл в глубину двора, Лео за ее спиной отошел назад, она обернулась, он стоял у письменного стола, избегая ее взгляда, он снова держал в руках нож и кружками резал ананас. Ты прекрасно придумала, сказал он, как давно я уже не ел ананас, только однажды, консервированный, но ведь это далеко не одно и то же, а свежий ананас в Вене так дорого стоит, он был очень дорогой? Зачем же ты столько денег потратила? Теперь я забыл вилки и ножи, подожди, я сейчас…

Не надо, брось, мы будем есть его руками.

Лео облизал пальцы, взял бутылку с водкой и остановился в растерянности. Жаль, что у меня нет лимонов, мы бы сделали коктейль caipirinhas, но мы ведь можем и…

Пить ее, не разбавляя, сказала Юдифь, prefiro emoções puras, предпочитаю чистые ощущения.