Блаженство по Августину

Разговорные греческие и пунийские слова Аврелий слышал от сверстников и взрослых, чаще всего отменно понимая, что же они означают, конкретно по ходу дела, игры или иного связующего общения людей посредством естественной речи. Натурально и органично другие языки дополняли родную латынь до тех пор, пока в школе его не начали принуждать со слуха повторять и наизусть запоминать отрывки из гомеровской «Илиады».

Вон у белого попугая повторять непонятное не получалось. И оттого, должно быть, бестолковая южная птица в одночасье околела, если питья и пищи ей в клетку давали предостаточно, — сделал вывод Аврелий, соответствующий его наблюдательному уму и пытливому возрасту.

Поэтому, когда в школе у него внезапно начались страшные колющие боли, схватки и рези в животе, он решил, что эта неизлечимая хворь вследствие греческого языка; наверняка настал его последний смертный час, о каком ему талдычили, которым его постоянно стращают мать и нянька. Не на шутку перепуганный его душераздирающими воплями бледный грек Фринонд побыстрее, рысью вскачь, на закорках унес захворавшего ученика к нему домой. Немедля рабов послали за отцом, за лекарями.

Потом ему об этом поминать стало неловко и совестно, как он безумно испугался смерти и того, что умрет малым и глупым, так и не достигнув полноценного взрослого состояния. Господи, помилуй!

Не столько из-за колик в животе, сколько из приступов панического животного страха, он хватал мать за колени, умоляя, чтоб его здесь, сейчас окрестили. Иначе, мол, не видать ему жизни вечной и свободной, даруемой добрейшим боженькой Иисусом, Спасителем нашим.

С мольбой простирал к отцу руки, истошно вопя, просил его бежать со всех ног в храм к статуе милостивого олимпийца Геркулеса, резать овцу или барана, ой, принести очистительную жертву за умирающего сына. Ой, не суждено ему вырасти большим и сильным как Геркулес, ай погибаю…

Так взывал он и завывал во все стороны ко всяким богам, покуда не пришел недовольный хмурый лекарь. Кисло посмотрел на громозвучно вопящего и скорбящего недоросля, грубо ощупал вздувшийся живот пациента, силой влил в него не меньше двух секстариев теплой кипяченой воды, резко сыпанул на язык горчайшего порошка, принудительно уложил на правый бок. И велел всем духовно уповать на милость Божью. Правда, не уточнил, от какого достоименно божества она должна исходить.

— …Пока эфорбиум не начнет действовать, — добавил он непонятной докторской натурфилософии к неопределенной религии.

По истечении нескольких минут продолжающихся мук, воплей, корчей и содроганий то ли лечение подействовало, то ли очищающее милосердие свыше. Спереди и сзади у больного, как прорвало и порвало! Через рот прочистило выпитым и съеденным недавно, а через афедрон, сперва твердо, затем жидко, фонтаном рванулось многое что, дотоле употребленное, чем невзначай отравился ваш боязливый страдалец.

Наверное, именно таким был диагноз, поставленный врачом-греком, видимо, склонным к профессиональной мизантропии и приверженности к безжалостным методам оздоровления. Но Аврелию, моментально успокоившемуся и обретшему прежнее здоровье, больше запомнилась ремарка Патрика.

— В час добрый к удаче, фактум эт фатум, — саркастически отрезюмировал отец, — вот сейчас нашего оглашенного дристуна и засранца нужно смело нести в католическую церковь и отмывать дерьмо в крестильной купели, дабы окончательно очистить от первородного греха отхожей надобности.

На ядовитый сарказм главы фамилии его благоверная супруга никоим образом не отреагировала словесно, лишь горестно вздохнула и возвела очи горе. А крещение их старшего сына Аврелия Августина было отложено до лучших христианских времен.

Вероятно, по-другому и быть не могло в недолгую эпоху римского кесаря, вошедшего в историю человечества и христианства под именем Юлиана Апостата, то есть Отступника, отринувшего истинную веру, в которой он был воспитан, ради устаревшего язычества и безуспешной попытки преобразовать его в обновленную государственную религию.

КАПИТУЛ XII

Год 1118-й от основания Великого Рима.

1-й год империума Валента, августа и кесаря Востока. 1-й год империума Валентиниана, августа и кесаря Запада.

Год 364-й от Рождества Христова.

Незабвенные Нумидия и Тагаста в декабрьские календы и в детские годы.

Помнится, мать блаженно радовалась, когда кесарь Иовиан начисто упразднил все противухристианские установления и уложения Юлиана. Притом гонений на язычников-гентилей при Иовиане и его кратком империуме Аврелий что-то не припоминает…

Наша благочестивейшая матрона Моника неисчислимые горести и бедствия для поганцев уверенно предрекла и уговорила, словом Божьим и святой душой безгрешной убедила мужа оставить нечестивые жреческие обязанности в капище римско-египетского Геркулеса. Об этом благостном факте в тому подобных словах Аврелию поведала нянька Эвнойя.

Но вот отец как-то в сердцах проговорился — его вынудили уйти проклятые завистники и недоброжелатели.