Бледная графиня

Оно было подписано именем Леона Брассара. Чего он хотел? Может быть, как при последнем свидании, решил наговорить отцу побольше обидных и резких слов? А может, наоборот, в душе его проснулось раскаяние, и он захотел вернуть себе отца, движимый еще не совсем утраченной сыновней любовью? Или же руководил им только голый расчет, желание получить наследство?..

Гаген стал читать письмо с таким волнением, какого давно не испытывал. Он чувствовал, что, как бы то ни было, он продолжает любить своего преступного сына.

В письме Леон Брассар писал:

«После всего происшедшего вы, конечно, не ожидали получить от меня какое-либо известие. Тем не менее я пишу вам с намерением добиться нового свидания с вами. Надеюсь, что вы не откажете мне в этом. Я хотел бы встретиться с вами сегодня же вечером. Жду вас в семь часов вечера за городом, на берегу моря, где стоят лодки варбургских рыбаков. Меня вы увидите в лодке. Буду ждать, исполните ли вы мою последнюю просьбу.

Леон Брассар».

Ледяным холодом веяло от этих строк. Впрочем, язык письма был так же далек от ненависти, как и от любви.

Гаген два раза перечитал письмо, пытаясь отыскать между строк хотя бы маленький лучик надежды на возможность возвратить погибающего сына, но напрасно. Интонация письма была скорее вызывающей и даже угрожающей. Сын требовал последнего свидания. Но зачем, с какой целью? Однако отцовское сердце, вопреки всем доводам рассудка, все-таки продолжало надеяться на лучшее, на то, что Леон, при всей своей испорченности, почувствует раскаяние и захочет вновь обрести любовь отца. Надежда эта взяла верх над всеми остальными чувствами. Может быть, еще не поздно спасти Леона и вырвать его из рук графини?..

Гаген решил пойти. Остаток дня он провел со своими больными, а в половине седьмого отправился к указанному месту.

Выдался ясный и теплый вечер. Солнце еще не зашло, когда Гаген вышел из города. И чем дальше уходил от него, тем становилось тише и пустыннее. В назначенном же месте Гаген не увидел ни души.

Впрочем, было даже к лучшему, что нет лишних свидетелей.

Перед выходом из дома Гаген еще раз перечитал письмо и вдруг решил, что Леон задумал лишить себя жизни. Отсюда и слова про «последнюю просьбу».

У берега Гаген окинул взглядом вытащенные на песок лодки, но никого в них не увидел.

С моря дул освежающий ветерок, и солнце, готовое спуститься за горизонт, казалось большим кровавым шаром. Вдали виднелись над водой маленькие белые паруса рыбачьих лодок.

Гаген подошел к самому берегу и только тут заметил быстро приближавшуюся лодку. Легкая лодка шла ходко, и скоро Гаген узнал в гребце своего сына.

– Прокатимся немного, – пригласил Леон. – На воде нас никто не увидит и не услышит.

Что-то в этих словах заставило Гагена на минуту насторожиться. Но неужели отец будет бояться сына? И Гаген, отбросив прочь сомнения, решительно сел в лодку.

– Вы писали мне, Леон, просили прийти, и я, видите, откликнулся на вашу просьбу.

– Да, я хотел переговорить с вами о деле, чрезвычайно для меня важном, – подтвердил Леон, снова взявшись за весла.

Он мощными гребками уводил лодку от берега, так что через несколько минут они были уже довольно далеко. Тогда Леон положил весла, предоставив лодку волнам.

Гаген с волнением ждал, что скажет ему сын.

– Наши отношения в подобной форме для меня невыносимы, – начал Гаген сам, желая облегчить сыну задачу. – Мы должны поговорить совсем по-другому и в другом тоне, нежели в последнюю нашу встречу. Ты хочешь задать мне какой-то вопрос? – видя нетерпение, проявляемое Леоном, спросил Гаген.

– Да, вопрос, один короткий вопрос, который решит все, – резко ответил Леон холодным и злым тоном.

Взглянув в лицо сына, Гаген вдруг понял всю тщетность надежд на исправление, настолько отталкивающе-ужасным было его выражение.

– Спрашивай, – как можно спокойнее сказал Гаген.

– Вы знаете, как долго я по вашей вине или, быть может, милости, – поправился Леон насмешливо, – жил в бедности и неизвестности, не имея возможности воспользоваться всеми выгодами моего происхождения. Мне надоела такая жизнь. Вы мой отец. Вы – знатный человек, принц. Я тоже хочу иметь титул, принадлежащий мне по праву моего рождения, и я могу и хочу потребовать этого от вас.

Гаген выслушал его, не перебивая. Теперь, по крайней мере, он знал, что следует ему ожидать. Нет, не раскаяние, не любовь к отцу привели сюда Леона, а желание приобрести богатство и знатный титул. Алчность, ненависть и угроза сверкали в его глазах.

– Да, поначалу я, действительно, хотел восстановить тебя во всех правах, – сказал Гаген, – передать тебе и титул, и состояние, но твое поведение заставило меня отказаться от первоначального своего намерения. Ты оказался недостойным сыном. Даже и сегодня я ожидал услышать от тебя нечто совсем другое…

– Но как бы там ни было, я ведь все равно ваш сын? – вызывающе сказал Леон. Голос его звучал глухо, кулаки были сжаты.

– Сын, но уже погибший для меня.

Леон громко расхохотался.