Исполосованная очередной раз бабкиной скакалкой, я сидела в углу с книжкой. И отложила её, чтобы встать и подойти ближе к ограждению.
— Сейчас, — сказал пацан. Издалека он показался мне моложе, но что пятнадцать, что семнадцать, одиннадцатилетней девочке всё равно.
Он оглянулся. Загремел каким-то хламом (санки, банки с краской, старый велосипед — это то, что увидела я) и принёс из комнаты доску.
— Ты что собира… — опешила я, когда он положил её на перила и стал двигать к моему балкону — между ними было метра четыре, ну не меньше трёх с половиной.
Доска буквально повисла над пропастью.
Я обмерла, затаив дыхание, когда он бесстрашно на неё шагнул.
И оглянуться не успела, как оказался на моём балконе.
— Я Кирилл. Кирилл Варицкий, — представился он. — Можно просто Кир. Или Варя, — он белозубо улыбнулся.
— Юна. Юнона Тарханова.
— А я услышал Юнга. Ну, будешь Юнгой, — засмеялся он и уселся на мешок с землёй.
— Что читаешь? — показал на книжку.
— Я не читаю, — смутилась я. — Это… задачник, — я покрутила в руках книгу. — Так, по алгебре.
— Девятый класс? — он присвистнул. — Сколько ж тебе лет?
— Одиннадцать, — я густо покраснела. Щёки запылали. — Просто математику люблю.
— Ясно, — кивнул он. — А чего бледная такая? Болеешь?
— Нет, — если бы можно было смутиться сильнее, я бы смутилась. — Просто такая родилась.
— А это что? — выкрутил он мою руку. На тощем плече остались красные полосы.
— Да, так, — отмахнулась я. — От скакалки.
— Будь я на твоём месте, отобрал бы и исхлестал твою бабку этой же скакалкой.
— Да, ничего. Я заслужила, — поражённая тем, что он знает, выпалила я.
— Это чем же?
Тем, что родилась некрасивой, просилось на язык. Тем, что много ела (не наготовишься!). Что быстро росла (вещей не понакупаешь!).
— Разбила кружку, — ответила я.
Это была правда. Я нечаянно уронила кружку. И та разлетелась вдребезги.
Но могла бы и не ронять. Бабке просто нужен был повод.
Иногда (когда тепло) я сутками не выходила с балкона, потому что в мою комнату бабка врывалась беспрепятственно, а на балкон выходить боялась. И я соорудила себе там «гнездо».
— А ты? — спросила я. — Давно тут живёшь?
Я, конечно, знала, что недавно.
Бабка с каким-то особым удовольствием рассказывала матери на кухне, как сосед (бабка его не любила, вернее, она никого не любила, а соседа особенно, потому что рохля) обзавёлся «сынком».
История была простая. Когда-то он то ли любил, то ли просто встречался с женщиной, но у них не сложилось. Она вышла замуж не за него, родила сына, жила в деревне. Жила ни плохо, ни хорошо. Как говорили, честно, но бедно. А потом заболела и умерла. Муж к тому времени от неё сбежал (нашёл другую) и пацана к себе брать категорически отказался. А сосед забрал.
Как уж он узнал, кто ему сообщил, об этом история умалчивает, но он поехал в деревню и привёз Кирилла в свою, такую же как у нас, большую пятикомнатную квартиру.
С год ушло на оформление бумаг по усыновлению. Своих детей у соседа с женой не было, и возраст был ближе к пятидесяти, но им не отказали. Так сосед и обзавёлся «сыном».
И относились они к приёмному, подумала я, слушая бабку, получше, чем некоторые к родным.
— А ты? — усмехнулся Кир. — Давно тут живёшь?
— Давно, — ответила я.
И мы оба засмеялись.
10
Так он ко мне и приходил — по жёсткой лиственничной доске. Так и уходил.
Где он учился, с кем постоянно дрался, чем занимался, я не знала и не расспрашивала.
Нам и так было о чём поговорить и чем заняться.
Когда никого не было дома, мы резались в игры. Игры и приставку приносил Варя. А телек в гостиной, большой, новый, купила мать.
Или шли в мою комнату, и он учил меня играть в покер и разным карточным штукам: руки у него двигались, как у фокусника — быстро, умело, точно.
В покер у меня получалось (это ведь чистая математика, хотя Кирилл утверждал: психология), а тасовать карты как он, мне не научиться за всю жизнь.
Когда надоедали карты, мы зависали в сети — комп мне купили по настоянию учительницы математики и информатики для занятий, и бабка редкий раз согласилась.
— Да ты крутышка, — восхищался Варя, когда я без труда вламывалась на платные сайты, обходила блокировки и пароли, в общем, делала самые обыденные вещи, которые казались ему удивительными.
А меня восхищали его смелость, открытость, лёгкость, прямота, дерзость, самоуверенность… в общем, мне нравилось в нём всё, но больше всего, что у меня появился друг.
Счастье моё, правда, длилось недолго.
Сначала его застукала бабка. Заставила соседа выкинуть доску, а меня первый раз в жизни сводили к гинекологу.
А потом в жизни Кира появились девчонки. Много девчонок, разных. И, конечно, проводить время с ними ему нравилось больше, чем с невзрачной соседкой, которой к тому же едва исполнилось двенадцать лет.
Втайне из-за шторы я подсматривала, как он курит на балконе. Иногда одетый, иногда совершенно голый. Как тискает этих смазливых мартышек, что, кажется, были от него без ума.