Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

— Ты не мог бы говорить потише?

Я обвел глазами ресторан. По счастью, рядом никого не было.

— Сенатор слишком занят, чтобы сделать ради меня пару звонков, но он не был так занят, когда придумывал свои схемы — как красть миллионы долларов и не платить с них налоги. Он получит по заслугам. Мы с тобой разделаемся с этим ублюдком.

— Отец, сенатор проиграл. Такое случается. Он не может тебе помочь, поэтому оставь его в покое.

— Тебя наняла партия, которая лишила меня работы. И теперь ты смотришь на отца сверху вниз и проповедуешь тут, как будто знаешь все на свете.

— Нет. И я не стану тебе помогать. Ни за что. Забудь об этом. Я говорил серьезно тогда, когда мы вернулись из Западной Виргинии.

— Да черт побери, я тебя даже не слушал! Мой план сработает, но ты должен принять в нем участие. Как делал всегда. Я позвоню сенатору и извинюсь за то, что накричал на него. Совру, что моя машина в мастерской, и попрошу заехать за мной. Никто не будет знать, что в тот день мы уехали вместе. Ты последуешь за нами на своей машине, так, чтобы он не заметил. Мы уедем за город, потолкуем и проясним все недомолвки. А потом я его убью и брошу в багажник его машины. Спрячем ее где-нибудь в лесу. Ты меня заберешь там, где я тебе скажу. Когда полиция найдет в багажнике труп, никто не будет знать, чьих это рук дело. Ты станешь моим алиби.

Я вытащил из кармана пару долларов и бросил их на стол.

— Я не собираюсь в этом участвовать. Мало того, я позвоню его жене и сообщу, что ты придумал. Если с ним что-нибудь случится, я пойду в полицию.

Я поднялся из-за стола и пошел к выходу.

— А ну, вернись, черт тебя подери! — выкрикнул отец мне вслед.

Прошла неделя или две, прежде чем он позвонил мне снова.

— Вечером нам надо встретиться, — сказал отец в трубку, — мне надо с кем-то поговорить, а ты — единственный, кому я могу доверять.

В один момент он мог обозвать меня предателем, а в следующий — объявить своим верным сторонником. Это был верный признак того, что ему от меня что-то нужно.

— Что случилось на этот раз? — спросил я. Он что, все-таки убил Монтойю?

— Много всего. Встречаемся в «Айхоп» в восемь часов.

Кафе было почти пустое. Отец сидел в той же кабинке и доедал свой ужин, когда я присоединился к нему. Он посмотрел на меня и натянуто улыбнулся.

— Что происходит? — спросил я.

— Вчера около пяти я завез Каролину в Монтгомери-Молл в Бетесде. Обещал вернуться за ней в семь. Прождал почти час на парковке, потом пошел искать по магазинам, но ее нигде не было.

Я немного расслабился — похоже, дело не в Монтойе. Однако все выглядело достаточно серьезно. Каролина никого не знала в Бетесде, да и во всем округе Колумбия тоже.

— В конце концов я бросил искать и поехал домой. Стоило мне открыть дверь, как позвонили из полицейского управления округа Монтгомери — сказали приезжать и забирать ее. Они пытались до меня дозвониться целый час. Каролину поймали на воровстве — она стащила украшений на пять тысяч долларов.

— Боже мой! И как все прошло в полиции?

— Нормально. Ничего особенного. Они согласились снять все обвинения, если она вернется в резервацию.

— Как ты думаешь, почему она так поступила?

— В последнее время она странно себя вела, наверное, скучала по дому. А я часто уезжал. Она сильно расстраивалась, когда я говорил по телефону и обсуждал свои дела. Наверное, подслушивала.

— Ты рад, что ей пришлось уехать?

— Пожалуй, — ответил он. — Я позвонил Моне и сказал, что переезжаю к ней в субботу.

Я охнул, представив себе этот разговор.

— И что она?

— Я сказал, что мы не будем вспоминать прошлые три года, что я буду приходить и уходить, когда мне вздумается, и что она должна быть готова к десяти утра и помочь мне разбирать вещи. Она согласилась.

Вот так вот просто он вернулся к своей бывшей.

Пока отец заново обживался у Моны, я разорвал очередные свои отношения. Со времен Молли ничего не изменилось. Стоило мне с кем-нибудь сблизиться, как я начинал намеренно опаздывать на свидания, вести себя равнодушно и придумывать предлоги, чтобы скорей разойтись. Но стоило мне остаться одному, как я жалел о своих поступках, хоть и недостаточно, чтобы что-то изменить. В глубине души я боялся, что правда выплывет наружу — мой отец преступник, я был его сообщником, и, словно этого недостаточно, собственная мать меня не любит. Я никогда не смогу быть честным с девушкой и познакомить ее со своей семьей.

Мои немногочисленные знакомые женского пола и многие члены братства уговаривали меня еще раз попытаться помириться с мамой, настаивая, что причина всех моих проблем с женщинами — плохие отношения с ней. Если я выслушаю ее версию истории, говорили они, мы, возможно, сумеем начать все сначала.

— Каждая мать любит своих детей, ты же это понимаешь! И желает им только лучшего. Так всегда бывает.

Хотя они многого не знали о моей семье, я поддался их оптимизму и в мае, прямо перед Днем матери, взял неделю отпуска, чтобы съездить в Альбукерке. Наверняка мама, увидев, что я стал взрослым мужчиной, отнесется ко мне по-другому и не будет ставить в вину детские поступки. Она точно захочет мне помочь.