Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Отец продолжал свои преследования еще целый месяц, прячась в разных частях леса и надеясь раздразнить Али. Каждый раз телохранители привычно устраняли его с дороги. Мохаммеду Али удалось победить Джимми Янга и сохранить свой чемпионский титул, несмотря на угрозы Терстона Кроу разделаться с ним.

Глава 50

Джо Монтойя, отцовский босс, был сенатором или конгрессменом большую часть моей жизни. Я помнил, как читал о нем в газетах, которые развозил, — он считался яркой звездой на политическом небосклоне. Но в начале 1970-х начали ходить слухи о его финансовых махинациях, коррупции и скандалах. Перед выборами 1976-го ведущие газеты в Нью-Мехико писали, что его ждет неизбежный провал.

Отца это нисколько не смутило, и он записался в предвыборный штаб, где проработал последние две недели до голосования. Я взял отгулы, чтобы помогать. Я жалел отца, понимая, что если сенатор проиграет, это положит конец его политической карьере, а в моих глазах другого исхода и быть не могло. Сидя вместе с отцом в помещении штаба в Санта-Фе, я обзванивал избирателей, призывая голосовать за Монтойю.

В день выборов победу одержал малоизвестный оппонент Монтойи от республиканцев, бывший астронавт. В штабе все плакали, пили и обнимались чуть ли не до утра. Отец сказал остальным не волноваться — другие конгрессмены-демократы охотно их наймут. Пока мы вместе ехали назад в Вашингтон, отец то изрыгал проклятия в адрес богомерзкой республиканской партии, где собрались одни сукины дети, то с преувеличенным оптимизмом строил планы на будущее, в котором рассчитывал преуспеть благодаря связям с влиятельными членами Сената и даже самим президентом Джимми Картером, знакомым ему по избирательной кампании.

Но никто не захотел взять его на работу. Ни один сенатор-демократ, ни одна группа лоббистов отца не наняли. Сенаторы, их рабочие группы и лобби избегали его. Ему был преподан самый тяжелый в политике урок: никто не станет общаться с проигравшим. Отец зарегистрировался как безработный и редко выходил из своего дома. Если он мне и звонил, то только пьяным, и все время проклинал республиканскую партию. Несколько раз я спрашивал, какие у него планы, но он тут же возвращался к своим жалобам на провал Монтойи.

Новые члены Конгресса набирали себе персонал, и я пустился на поиски нового места. Перед очередным собеседованием я прочитывал все, что относилось к будущей работе. Раз за разом мне отказывали, но потом мне выпал шанс побеседовать с конгрессменом от штата Миссури, Томом Коулменом.

— Только начальник моего предвыборного штаба и моя жена знают обо мне столько, сколько вы, — сказал он. — Вы приняты.

Его предшественник погиб в авиакатастрофе тем летом, поэтому конгрессмен Коулмен занял должность сразу после выборов, а я приступил к работе у него в начале декабря. Мне предстояло отвечать на входящую почту — самая низкая должность в политике, — но надо было с чего-то начинать.

Отец позвонил мне сказать, что побеседовал с Монтойей.

— Я напомнил, что всегда был верен ему, трудился не покладая рук и вел его избирательную кампанию, — рассказывал он. — Теперь он должен отплатить мне услугой за услугу и устроить на хорошее место.

Здоровье бывшего сенатора стремительно ухудшалось — провал на выборах сильно сказался на нем. Он продержался на своей должности сорок лет, а теперь вдруг остался один, без поддержки, и стал объектом насмешек на Капитолийском холме.

— Терстон, я ничем не могу тебе помочь, — ответил Монтойя. — Я никому не могу помочь, даже самому себе. Если помнишь, я и так постарался ради тебя, когда ввел в состав комитета. Мы проиграли. Теперь выкручивайся сам.

Я услышал, как отец ударил кулаком по столу.

— Что за трусливый, увертливый подонок! — воскликнул он.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

— А что, по-твоему, я должен делать? Я собираюсь прикончить этого ублюдка, и ты мне в этом поможешь.

Он бросил трубку.

Мне немедленно вспомнилась Западная Виргиния, и я весь покрылся потом. Откинувшись на спинку стула, я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться. В таком состоянии отец был способен на что угодно. Но вряд ли ему удастся осуществить свой опасный замысел без сообщника и без алиби — в моем лице, — поэтому я решил ничего не предпринимать, если он сам не поднимет этот вопрос.

Как-то после обеда, несколько дней спустя, я вернулся на работу после короткой отлучки и услышал, что у меня звонит телефон.

— Где ты шлялся? — рявкнул отец. — Ты вообще бываешь на месте?

Проигнорировав его слова, я спросил:

— Что случилось?

— Встречаемся в субботу утром, в семь часов, возле кафе «Айхоп» на Ривердейл-роуд. Ты понял, о каком кафе речь?

— Да, — ответил я.

Отец снова бросил трубку.

Я застонал. Ясно, что речь пойдет о Монтойе.

Когда я явился в кафе, отец сидел в отдельной кабинке в дальнем конце и поедал омлет.

— Почему опаздываешь?

Он откусил огромный кусок тоста с джемом.

— Сейчас без четверти семь. Я на пятнадцать минут раньше.

— Слушай меня внимательно. Я собираюсь убить этого чертова мексиканского придурка. И ты мне поможешь.

Он ткнул в мою сторону вилкой.