Двое мужчин вылезли из «Шевроле» и открыли багажник. Отец светил им фонариком; они вытащили оттуда мертвое тело, завернутое в черную пленку. Длиной футов в шесть, оно казалось очень неповоротливым; им стоило большого труда протащить его через густой кустарник. Отец достал из багажника две лопаты и последовал за ними.
В груди у меня похолодело. Я открыл дверь «Рамблера», и меня вырвало — в точности как тогда, когда я увидел обезглавленный труп неподалеку от «Навахо-Инн». Трясясь всем телом, я каждую секунду поворачивал голову, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Что случится, если кто-нибудь появится? Мы же тут совсем одни.
Не пройдя и сотни футов, те трое разделились: один стал светить фонариком, а двое других копать. Я не мог разглядеть, который из них мой отец. Они менялись местами, но двое всегда копали, а один держал фонарь.
Когда они вышли из кустов, то побросали лопаты обратно в багажник. Двое уселись в «Шевроле», а отец поспешил к моей машине.
— Езжай, только не слишком быстро, — приказал он.
Дорога была такая узкая, что я с трудом развернулся и едва не угодил одним колесом в канаву. «Шевроле» следовал за нами до конца проселка. Отец сказал мне сворачивать направо и выезжать на главное шоссе. Те двое при первой возможности свернули налево, и вскоре огни их фар растаяли в темноте.
Долгое время мы ехали молча. Я продолжал дрожать и обливаться потом; даже ладони у меня стали скользкими. Внезапно отец ткнул пальцем в закусочную на обочине дороги:
— Гляди, надо заехать перекусить!
Девушка в окошке не обратила на нас никакого внимания — просто приняла заказ и сунула мне пакет с едой и напитками. Отец вытащил свой бургер и жареную картошку и принялся с аппетитом есть, словно закапывать трупы было для него обычным делом. Я не мог проглотить ни кусочка.
Выехав обратно на шоссе, я спросил:
— Ты что, убил кого-то?
Ответ был очевиден, но я хотел услышать это от него.
— Тебе-то какая разница?
— Большая, потому что если убил, то я знаю о преступлении и потому тоже виновен, как и ты. А еще я помог тебе спрятать труп и скрыться.
— Тебя этому научили на твоих идиотских лекциях в университете, да? Выглядит так, будто ты понимаешь, о чем говоришь. Но на самом деле ни черта ты не понимаешь в реальной жизни, мальчишка.
— Не надо учиться в университете, чтобы знать, что такое убийство и что такое соучастие в нем.
Руки у меня ныли от того, с какой силой я сжимал руль, а в голове звенело, словно меня ударили.
Он никогда не отвечал на вопросы прямо, не пытаясь в чем-нибудь меня обвинить. И это всегда срабатывало. До настоящего момента.
— Так ты убил или нет?
— Я тебе давно говорил, мир несправедливый. Настоящие убийцы — это полицейские и правительство.
— О чем ты вообще? Убийство есть убийство!
— Брось эту напыщенную чушь! Худшие убийцы в мире сидят на должностях, о которых ты можешь только мечтать. Любой заключенный в Сан-Квентине лучше охранников, которые его там держат. Законные убийцы куда опасней, чем незаконные. И чтобы ты знал — никто не совершает добрых поступков, если не ждет платы за них. Никто никого не любит. Добро пожаловать в реальный мир! Люди изображают любовь по самым разным причинам — ради секса, денег или безопасности. Любовь, как и религия, это сказочка для идиотов.
— Неужели твой мир правда такой ужасный?
— Да, и твой тоже.
Нет, мой мир был совсем другим.
— А как насчет людей, которые делают добрые дела и не ждут за это благодарности?
— Ты дурак, если считаешь, что они ничего не ждут. Никто никому не станет помогать за просто так.
— Серьезно? И что полагается за помощь в сокрытии убийства?
Остаток пути мы проехали в молчании и подрулили к отцовскому дому уже за полночь. Я открыл багажник, и отец вытащил оттуда окровавленный вещмешок. Как отреагирует Каролина, когда он войдет в дверь?
Собрав все свое мужество в кулак и пытаясь унять дрожь, я поглядел отцу в лицо в свете уличных фонарей.
— Отец, я никогда больше не совершу ничего незаконного или аморального ради тебя. Если бы сегодня нас поймали, вся моя жизнь пошла бы прахом.
— Если ты мне понадобишься, я тебе позвоню и ты примчишься, как обычно.
— Нет.
— Черт побери, да!
Глядя, как он идет к дому, я дал себе торжественную клятву — я посвящу свою жизнь тому, чтобы доказать, как он ошибся на мой счет. Я стану его полной противоположностью.
Часть пятая. Кэпитол-Хилл, 1975
Мой отец в день освобождения из тюрьмы Сан-Квентин, 1951.
Глава 49
За несколько лет, что я подрабатывал кэдди в гольф-клубе «Бёрнинг-Три», мне выпало повстречаться со многими сенаторами, президентами, послами и генералами, и я ловил каждое их слово. Приближался выпускной, и я надеялся, что мне удастся устроиться на работу у одного из них.