Она продиктовала номер, и я нацарапал его на чеке из «Севен-Элевен», который нашел в кармане брюк.
— Скорей!
Каролина бросила трубку.
Я схватил куртку и помчался по шоссе на своем стареньком «Рамблере». Мысли вихрем проносились у меня в голове. В кои-то веки мне представилась возможность вырваться из отцовской хватки. Но я не могу бросить его, хоть он и способен меня погубить — и очень скоро. Может, я такой же, как мама или Мона — и, как выяснилось, Каролина. Уж точно я не храбрей их.
Все время, что он совершал свои грабительские вылазки, я стоял на стреме. Господи, да еще до того, подслушивая под дверью, я представлял себе, как отговариваю его совершать очередное безумство. Я давно мог избавиться от него и от всех этих волнений, но где я сейчас — мчусь как сумасшедший к нему по дороге.
Я свернул на трассу 1, ведущую мимо Колледж-Парка. Я плохо ориентировался по карте, особенно на ходу, поэтому предпочел остановиться и записать свой маршрут. Руки у меня тряслись, я начинал заново несколько раз. Это заняло почти двадцать минут, но я хотя бы был уверен, что не заблужусь.
В свете закатного солнца я выехал на I-70 Вест, говоря себе, что отцу я нужен. Я важен для него — по крайней мере, в этот момент. Может, его еще можно спасти. Но он жестокий и злой. Он нисколько не изменился с тех пор, как освободился из тюрьмы. И единственное, чего я добьюсь, — это помогу ему совершить еще преступления, может, даже убийства. Внутри у меня все сжималось. Я чувствовал себя тем маленьким испуганным мальчишкой под снегом, которому говорят, что он должен избавиться от собственной матери.
Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем я увидел впереди знак «Добро пожаловать в Уилинг». Стоянка грузовиков светилась в ночи, словно маяк. Тяжеловозы заезжали и выезжали, остальные машины проносились мимо. На краю стоянки я заметил ряд телефонов-автоматов — все пустые. Я вытащил из кармана клочок бумаги с телефонным номером и испугался, что перепутал цифры. Когда я нервничал, дислексия сказывалась сильнее.
Но отец тут же взял трубку и сказал, что находится примерно в миле от меня. Мне надо проехать мимо заправки, свернуть на двухрядное шоссе, а потом на проселок. Я подумал, что это, кажется, гораздо дальше, чем в миле от стоянки.
Петляя между брошенными машинами и грудами мусора, я наконец подъехал к заброшенному дому с выбитым окном и просевшим крылечком. Отец выскочил из двери и замахал руками перед моим капотом. Я еще не успел затормозить, а он уже запрыгнул внутрь и швырнул на заднее сиденье вещмешок. Тот упал с громким стуком. Отец велел мне выезжать со двора и следовать за парнями на «Шевроле», дожидавшимися на улице.
— Слишком близко не подъезжай, — наставлял меня он. — Двигайся медленно, гляди, нет ли чего подозрительного — других машин или постороннего шума. В общем, ты знаешь, что делать.
Я выехал назад на дорогу и остановился.
— Что ты натворил?
Я включил в кабине свет и вгляделся в лицо отца. Оно было в крови — как и рубашка, и брюки цвета хаки. Я посмотрел на заднее сиденье.
— Что это за мешок?
На нем тоже виднелись пятна крови.
Мгновение отец смотрел на меня; глаза его пучились, а губы шевелились, словно он не мог решить, что делать дальше.
— Заткнись и открой чертов багажник. У нас нет времени на глупости.
Пока я наблюдал, как он перекладывает в багажник вещмешок, по коже у меня бежал то озноб, то жар. Пот выступил на лбу, потом и белье тоже взмокло.
— Во что ты меня втянул? — спросил я, захлопывая крышку.
— Ты не хочешь этого знать, так что не спрашивай. Ты не хочешь знать, что я сделал, так что про это тоже не спрашивай. Просто делай, что я тебе говорю, и мы очень скоро окажемся дома.
Отец подошел к водителю машины, стоявшей на дороге перед нами. Я заметил еще одного человека на пассажирском сиденье, но рассмотреть обоих подробнее не сумел. Еще никогда в жизни я так не радовался темноте.
Когда отец сел обратно, «Шевроле» тронулся с места и затрясся впереди нас по ухабистому проселку. Я все время высматривал в зеркале заднего вида, нет ли за нами погони, и сердце колотилось у меня в ушах. Довольно скоро мы свернули направо, на еще один проселок, где деревья стояли так тесно, что их ветки царапали нам борта.
Отец завозился на своем сиденье, бормоча себе под нос. Я чувствовал запах его пота. Запрокинув голову, он потер себе лоб, словно пытаясь очистить пятно, а потом крепко сжал руки.
— Никто не должен узнать, что было в багажнике той машины, — предупредил меня он. — Ты меня понимаешь, сукин ты сын?
Если полиция нас остановит, им хватит одного взгляда на отца, чтобы отправить нас в тюрьму. Моя жизнь будет кончена. Сколько лет дают за такое?
Спустя полмили деревья стали реже, сменившись кустами. «Шевроле» остановился перед каким-то заброшенным зданием. В темноте мне был виден лишь его прямоугольный силуэт.
— Слушай внимательно, — заговорил отец. — Если что-то покажется тебе подозрительным — машина подъедет или кто-то пройдет, — моргни фарами три раза. Ты знаешь, чего я от тебя хочу. Нам надо каких-то пятнадцать минут, чтобы со всем закончить.