Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

— Сегодня будет большой день, мистер Пино.

Он улыбался нам во весь рот и звал к себе в подсобку, не считая, собрав с прилавка монеты.

— Этого хватит на целый арсенал, — говорил он, и сигарета подпрыгивала у него во рту.

Он набивал для нас пакет фейерверками всех сортов.

— Смотрите, только не попадитесь!

А потом хохотал.

Он знал, что мы постараемся наделать как можно больше шума. Но полицейские не станут нами заниматься — им и без того хватает дел с индейцами навахо, которых приходится отвозить в участок. Они заталкивали в свои фургоны пьяных от зари до темна, тащили их в карцер — самый большой, по словам мистера Пино, в стране — и давали проспаться.

Утром субботы сотни повозок и пикапов с индейскими семьями скапливались на переезде через трассу 66. Они стекались в город тысячами. Длинные торговые составы прерывали их поток с пятнадцатиминутным интервалом. Стоило подняться шлагбауму, как бешеный транспортный поток беспорядочно устремлялся через рельсы.

Мы с Сэмом обычно устраивались за дровяным складом «Бабейни Компани», прячась за штабелями досок возле железнодорожных путей. Перед собой мы раскладывали свои боеприпасы, яйца и воздушные шары с водой. Нашей задачей было как можно эффективнее их использовать.

Я воображал, что мы — партизаны, сражающиеся с немцами или с японцами за свою территорию. У нас достаточно вооружения, чтобы переломить ход сражения. На какой-то момент я переставал быть членом семьи Кроу — я был отважным капитаном американской армии.

Сэм, мой надежный и бесстрашный помощник, стоял рядом со мной, тоже горя желанием ринуться в бой. Ничто его не пугало. Он никогда не отступал и не спасался бегством — а еще постоянно болтал о наших проделках, хоть я и приказывал ему помалкивать. Он был уверен, что наши проделки кажутся всем забавными — но я-то знал, как это выглядит на самом деле.

Груженые фургоны и пикапы тряслись на рельсах, торопясь преодолеть переезд до следующего поезда. Мы с Сэмом по очереди поджигали запалы и швыряли фейерверками в ничего не подозревающих пассажиров, а потом забрасывали их яйцами и воздушными шарами с водой. Семилетний Сэм был настоящим снайпером. Обычно от фейерверков все так пугались, что забывали даже наклонять головы.

Однажды субботним утром в конце октября, когда фермеры-навахо ехали в город продавать свой урожай, мы заметили телегу, груженную овцами и сеном. Трое стариков набились в нее вместе с животными. Супружеская пара, сидевшая на козлах, с трудом справлялась с лошадьми, волочившими груз, колеса телеги отчаянно скрипели. Лучше мишени нельзя было и представить.

— Сэм, начинаем с яиц, потом шарики и «вишневые бомбы», — скомандовал я. — Тройной удар Кроу.

Сэм швырнул яйцо, попав в голову мужчине с кнутом. Я бросил в него шар с водой, которая смыла желток, стекавший у него по лицу. И тут, нарушив мой приказ, Сэм кинулся к повозке и забрался внутрь. Он оседлал овцу, словно лошадь, размахивая в воздухе руками.

Секунду спустя я закинул в повозку «вишневую бомбу», которая разорвалась буквально у Сэма под ногами, но он и глазом не моргнул. От взрыва овцы заблеяли как сумасшедшие, а лошади встали на дыбы, отчего телега наклонилась. Задние дверцы распахнулись, овцы выскочили на дорогу и разбежались по трассе 66 и железнодорожным путям. Трое стариков с трудом поднялись на ноги и бросились за ними. Сэм бегом вернулся ко мне, задыхаясь от смеха.

Движение остановилось — включая поезда. Пешеходы, водители и перепуганные хозяева овец перемешались, гоняясь друг за другом. Зрелище было уморительное — все кричали и носились туда-сюда. Никто не заметил нас.

Я чувствовал себя невидимым и всесильным.

Нас редко ловили. Подыскивая, где расположиться, мы всегда намечали пути отступления на случай, если за нами будут гнаться. Время от времени какой-нибудь парень помоложе, рассердившись, догонял нас и валил на землю. Мы обещали больше так не делать, и он возвращался к своей машине или повозке. А мы возвращались на исходную позицию, и все начиналось сначала.

После полудня мы перемещались к барам. Они десятками стояли на Коул-авеню и трассе 66, за туристическими кварталами. Их двери были испачканы кровью и мочой, а хозяева уже к обеду лыка не вязали.

Прежде чем войти внутрь, мы пугали пьяных на парковках, как тогда, у себя во дворе — фейерверками, подброшенными в стратегические места. Некоторые подскакивали, но кто-то даже не шевелился. Многие лежали неподвижно, с серовато-зелеными лицами. Отец говорил, что они могут проваляться в бессознательном состоянии до того, что замерзнут насмерть, когда ночью температура в пустыне упадет. Полицейские называли таких «ледышками».

Нашей первой остановкой был бар Сейга. Внутри там царила такая темнота, что мы почти ничего не видели. Вбегая внутрь, я кричал: «Наступает Кит Карсон с кавалерией! Доставайте томагавки!» Я швырял пистоны на пол рядом с посетителями, которые едва могли подняться на ноги, а Сэм тем временем сбивал с их голов шляпы.