Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Вэнс распростерся на пассажирском сиденье, навалившись на дверь. В свете уличного фонаря я заметил, что его коричневая куртка перепачкана грязью и кровью. На щеке красовался синяк, нос был, похоже, сломан, и через всю лысину тянулась кровавая рана. На одном ухе не хватало мочки, словно ее откусила собака. В машине воняло рвотой, виски и застоявшимся табачным дымом.

— Терстон, мне челюсть сломали! — стонал, шепелявя, Вэнс. — Черт, я только что проглотил зуб!

Он с трудом пошевелился.

— И ребра тоже сломаны!

— Папа, мы замерзли и проголодались, — обратился я к отцу. — Можем мы поехать домой?

— Пожалуйста, папа! — взмолились Салли и Сэм.

— Заткнитесь!

Отец обернулся и пронзил нас злобным взглядом.

— Мы должны найти этих гадов!

Он изо всех сил надавил на педаль газа.

— Мы ищем пикап, полный пьяных навахо.

В это время суток любая машина в Гэллапе подходила под его описание.

— Не волнуйся, Вэнс, дружище, я надеру им задницы!

Отец гнал по улицам, задевая пьяных, припаркованные машины и бордюры на поворотах.

Что же Вэнс натворил, чтобы его так избили? И почему отца не было с ним?

Несколько раз отец обгонял пикапы и тряс его:

— Вэнс, очнись! Это те придурки, которые на тебя напали?

— Нет, Терстон, это не они, — отвечал Вэнс, не поднимая головы.

Наконец отец бросил эту затею, и мы поехали домой. Он велел Вэнсу заглянуть в ближайший госпиталь. Тот с трудом вылез на улицу, и его дважды стошнило — прямо на глазах у детей. Ему едва удалось перебраться на водительское место.

Вэнс кивнул отцу головой и поехал. Не представляю, как он преодолел наш ухабистый проселок. В любом случае я больше жалел детей Вэнса, чем его самого.

В следующий раз мы увиделись с ними очень не скоро.

* * *

В понедельник мне пришлось задержаться в школе, чтобы переписать контрольную по математике, которую я провалил, и Сэм ушел домой без меня. Когда я добрался до дома, отцовский коричневый «Форд»-седан уже стоял у дверей. Перепуганный, я поспешил внутрь.

Салли плакала.

— Папа у себя в спальне бьет Сэма!

Она схватила меня за руку:

— Как только он вошел, сразу велел Эвелин убираться.

Ремень раз за разом свистел в воздухе, пряжка била и била по коже Сэма. Я весь трясся, понимая, кто следующий. Сэм не издал ни звука. Он всегда молча сносил побои. Он был самым храбрым мальчишкой, которого я знал. Я никогда не понимал, как он может терпеть такое.

В спальне стало тихо, а потом отец позвал:

— Дэвид, а ну-ка иди сюда! Ты должен был получить первым, но тебя не было дома.

Он распахнул дверь, и я посмотрел в его голубые глаза, полные ненависти. Если глаза — зеркало души, то его душа давно пребывала в аду. Вена на лбу пульсировала, глаза пучились так, будто отца душат. Сэм проскользнул мимо него в коридор с лицом, искаженным от боли и залитым слезами. Не обернувшись на меня, он скрылся в гостиной.

— Что я сделал? — спросил я. — За что…

Я пытался увернуться, но отец крепко вцепился мне в руку.

— Пожалуйста! Я все сделаю… только не бей. Прости меня… не надо… я больше не буду, что бы я ни сделал. Пожалуйста! Я обещаю…

Но мольбы никогда не помогали. И признание вины тоже. Лучше всего было бы солгать, но я даже не знал, в чем провинился.

Отец, оскалив зубы, туго обмотал запястье ремнем.

— Ты маленький засранец! Заткнись и терпи наказание, как мужчина!

Он замахнулся и ударил. Я сжал ягодицы, надеясь, что сосуды уйдут глубже под кожу, но это не помогло. Я вертелся, как уж, чтобы ремень не попадал в одну и ту же точку. Когда он бил по одному месту снова и снова, сосуды лопались и кожа ужасно болела. Боль была такой силы, что пробирала до самых костей.

Чтобы отвлечься от нее, я представлял себя Микки Мэнтлом, который наносит решающий удар на матче мировой серии, но каждый удар возвращал меня обратно к реальности. Я хотел стать сильным, как Супермен, чтобы противостоять отцу, но и это не помогало. Бороться с ним было невозможно.

Когда все наконец закончилось, я повалился на пол. Я уже знал, что снова буду мочиться кровью.

— Подымайся! — заорал отец. — Ты знаешь, что твой братец-идиот натворил сегодня в школе?

— Нет, — прохрипел я.

— Учительница спросила этого придурка, что он делал в выходные, и он вышел к доске перед всем классом и рассказал все, начиная с твоей маленькой эскапады на школьной парковке. Они узнали про Вэнса, включая драку с навахо, этими сукиными детьми. Мне пришлось идти к директору и врать ему.

— А что про фургоны? — спросил я.

Вена в форме буквы V, уже было успокоившаяся, запульсировала снова. Отец сжал ремень в кулаке.

— Прошу, не надо! — Я закрыл руками лицо. — Что насчет картошки и клапанов?

— Ну, ты здорово над ними пошутил, с этим не поспоришь.

Отец запрокинул голову и расхохотался.

— Они не проехали и мили. Некоторые фургоны пришлось тащить на буксире.

Отвлекшись, он забыл о наказании и продел ремень обратно в брюки.

— Я сказал директору, что ты хитроумный маленький ублюдок и что мне за тобой не уследить.