Я смотрел на них обоих, горя праведным гневом. Мне хотелось кинуться за дверь, купить билет на автобус и уехать назад в Форт-Дефайнс. Семья Генри или Коницы охотно примут меня. Но отец наверняка явится за мной, да еще и изобьет до полусмерти. От него мне не скрыться.
Когда мы вернулись в Кенсингтон, я пришел в школу Уолтера Джонсона, даже не представляя, чем другие ученики занимались целый месяц. Собственно, я уже начал к этому привыкать. В коридорах сновали веселые, модно одетые подростки, в точности как в Джуниор-Хай, только здесь их было гораздо больше. Мне ужасно хотелось стать таким же, как они, и так же относиться к школе и вообще к жизни.
Секретарша в офисе директора велела мне идти к завучу.
— У нас нет твоего полного аттестата за прошлый год, — сказала завуч, заглянув в папку с моими бумагами. — Где все остальное?
— Мы часть года жили в Форт-Дефайнс, вам должны были переслать мои оценки оттуда.
Это была ложь. Я не сообщил руководству школы Уиндоу-Рок, куда отправить мои документы.
— Может, они перепутали адрес?
Она снова пролистала бумаги в папке.
— Из Форт-Дефайнс у нас ничего нет. Но ты не можешь посещать нашу школу, если аттестат не полный.
— Мы часто переезжали, это уже не в первый раз. Но я перешел в девятый, честное слово! Я закончил восьмой класс в Кенсингтон-Джуниор-Хай.
— Занятия начались почти пять недель назад. Где ты был?
— Нам пришлось поехать в Северную Каролину. У отца моей мачехи случился инфаркт, родители велели, чтобы я ехал с ними и помогал. Мы уже были там прошлой зимой, после его первого инфаркта. По-моему, родители не понимают, как мне важно посещать школу. На всякий случай у меня есть от мачехи письмо.
Но завуч письма не взяла. Я так и не понял, приняла она мое объяснение или просто не придумала, как от меня отделаться, но в конце концов она выдала мне расписание и отправила в класс.
Естественно, справляться с материалом я не мог. Дислексия и стремительно ухудшающееся зрение дополнительно осложняли ситуацию. По всем предметам мне ставили тройки с минусом. Похоже, учителя махнули на меня рукой.
Я перемещался из класса в класс, ничего не делая, пока остальные взрослели и упорно трудились, чтобы получать хорошие оценки. Хуже меня учились только подростки-наркоманы. На них тоже никто не обращал внимания. И родители, и школа пустили ситуацию на самотек. Ученикам был открыт доступ в курилку, и они могли уезжать из школы прямо во время уроков — годился любой предлог. Многие тут курили марихуану. Так что мне легко удавалось оставаться незамеченным.
Глава 40
Как-то в октябре, субботним утром, отец взял нас с Сэмом за покупками. Возвращаясь домой, мы остановились возле почты, и отец вышел оттуда с двумя коричневыми свертками, которые бросил в багажник. Это были поставки от его новых «камрадов».
Очень скоро он вернулся к своим воровским операциям. Когда Сэма не было в машине, отец кое-что рассказывал мне о криминальных делишках, которые затеял в Западной Виргинии. Он больше не просил стоять на стреме, но я знал о посылках и мог догадаться, куда он порой пропадает на длительное время.
Когда мы на нашем новеньком универсале «Форд Кантри Сквайр» въехали к нам во двор, то увидели плачущую Салли — под глазом у нее был синяк, а нижняя губа распухла. Картонный прилавок, с которого она торговала лимонадом, лежал перевернутый; бумажные стаканчики рассыпались по траве.
— Что тут, черт побери, стряслось? — спросил отец.
— Мальчишка из дома напротив ехал на велосипеде и сбил мой прилавок, — всхлипывая, начала она. — Потом зашвырнул мой велосипед в реку, а когда я попыталась ему помешать, ударил меня.
Сэм выловил ее велосипед, а я поставил на место прилавок, собрал стаканчики и поднял с земли пустой пластиковый кувшин. Отец завернул в салфетку лед и приложил ей к нижней губе. Как мог соседский мальчишка ударить беззащитную девочку? Мы с Сэмом всякое вытворяли, но ни один из нас не был способен на такое.
Мы с отцом и Сэмом пошли к соседям через дорогу. Дверь нам открыл очкастый толстяк в пиджаке с галстуком. Он был одет слишком нарядно для выходного дня.
— Я Джон Стардивант, — прищурился он, — а вы кем изволите быть?
— Я изволю быть Терстоном Кроу, вашим соседом напротив, который хочет знать, что вы собираетесь делать с вашим сынком-поганцем. Он напал на мою дочь, перевернул ей прилавок с лимонадом, забросил в ручей велосипед и избил ее.
— Думаю, вы ошибаетесь, сэр, — елейно произнес толстяк. — Пожалуйста, подождите здесь, мне нужно опросить моего сына.
Кто, черт побери, мог использовать слово «опросить»? Я услышал его только сейчас, но сразу сообразил, что этот претенциозный идиот собирается узнать версию сына относительно случившегося. Отец несколько раз повторил «опросить» себе под нос, морщась все сильней и сильней.
Наконец толстяк вернулся.