Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

— Этот человек напал на меня в моем собственном доме, — сказал отец, задвинув Салли себе за спину, словно в попытке ее защитить. Он наклонил голову, чтобы выглядеть покорным, и перешел на шепот ради драматического эффекта.

— Он вынудил меня защищать свою семью после того, как его сын напал на мою бедную девочку и уничтожил ее собственность. Я боялся повторного нападения, ведь он отказался признать ту несправедливость, что уже была совершена. Мои сыновья починили своей сестре велосипед и сломанный прилавок, а я прикладывал лед ей к губе и глазу. Боюсь, нам придется ехать к врачу, если отек в такой близости от головного мозга в ближайшее время не спадет.

Отец наклонил голову еще сильнее.

— Что бы вы сделали, офицер, если бы на вас в вашем собственном доме напал злонамеренный сосед, да еще после того, как его сын избил вашу малолетнюю дочку?

Полицейский возмущенно поднял брови, переведя взгляд с отца на Опроса. Сэм захихикал, и я затолкал его назад в гостиную.

— Я не собираюсь заниматься вашими склоками, — сказал полицейский, покачав головой.

— Вам обоим надо лучше контролировать и себя, и своих сыновей. Стыдитесь — вы устроили драку из-за того, что натворили ваши дети. Если кто-то из вас еще раз попробует мне пожаловаться, оба окажетесь в полицейском управлении округа Монтгомери. Вряд ли вам там понравится — уж поверьте.

Сэм выглянул в коридор. Полицейский улыбнулся моему младшему братишке, личико которого казалось поистине ангельским. Он и понятия не имел, на что в действительности этот блондинчик способен.

Опрос с недовольством признал свое поражение и поковылял через дорогу, еще не сознавая всего масштаба потерь — особенно касательно машины. Мало того, ночью его ожидали переговоры с водителями такси, горящими желанием отвезти всю их семейку в аэропорт и отправить в Европу.

Судя по всему, жаловаться Опрос побоялся — ни он сам, ни полиция нас больше не беспокоили.

Я был страшно горд и снова чувствовал себя невидимым и всесильным.

В понедельник, дожидаясь школьного автобуса, я подошел к нашей соседке, Мэри, самой хорошенькой девочке, какую встречал когда-либо со времен влюбленности в Вайолет в Гэллапе. Мне очень хотелось, чтобы она стала моей подружкой. Обычно она дожидалась, пока я с ней заговорю, но тут обратилась ко мне сама:

— Правда, что вы с братом обмазали Стардивантам всю машину собачьими какашками и сунули туда садовый шланг?

— Их сын опрокинул моей сестре прилавок с лимонадом, зашвырнул ее велик в ручей и побил ее. Он это заслужил. Надеюсь, от их машины ничего не осталось.

Я прыснул от смеха.

— Ее пришлось везти в мастерскую на починку. Моя мама — лучшая подруга миссис Стардивант, она все нам рассказала. Говорит, твой отец ударил мистера Стардиванта по лицу, а вы заказали им домой разные вещи, не спросив разрешения. И еще кидались в него яйцами и шарами с водой. Ты — отвратительная свинья! Никогда больше не смей со мной говорить.

Я был ошарашен. Другие дети на остановке тоже слышали ее. Некоторые кивали головами. Мальчик постарше сказал:

— Никому тут не нравится ваша семья.

Остальные повернулись ко мне спиной, и я постарался встать как можно дальше от них. Когда я залез в автобус, никто на меня не посмотрел. Я уселся в заднем ряду, один-одинешенек. Почему они не поняли, как это было смешно? Да и вообще, мальчишка Стардивантов первый начал!

Когда я собирал деньги за доставку газет, одна женщина, всегда дружелюбная со мной, сказала:

— То, как вы поступили со Стардивантами, очень некрасиво, просто отвратительно. Вашего отца надо посадить в тюрьму за то, что он напал на мистера Стардиванта! И он должен оплатить ущерб, который вы причинили. Стыдитесь, молодой человек!

Но почему это мы некрасиво поступили? Ведь их сын действительно ударил Салли и опрокинул ее прилавок! Отец всегда учил нас не просто давать сдачи, а одерживать победу над врагом. Справедливость — это возмездие, говорил он. Таков закон жизни. Странно, что он еще не приказал нам убить их собаку и насадить ее голову на кол у них во дворе.

Отец, естественно, нисколько не сожалел о том, что мы натворили. Он раз за разом повторял, как гордится и Сэмом, и мной.

Месть — вот единственное, что мне правда удавалось.

В ту ночь я проснулся с неприятным чувством, размышляя о том, что Мэри и та женщина, моя клиентка, сказали и как они рассердились на меня. Впервые в жизни я взглянул на свое поведение с точки зрения другого человека.

Такие вещи легко сходили с рук в Форт-Дефайнс, но мы перешли в другую лигу, где действовали другие правила. Я начинал понимать, насколько представления отца о правде и справедливости далеки от цивилизованного мира.

Чувство вины преследовало меня еще долго. Оно было не таким, как вина за боль, которую я причинил маме, но ощущалось не менее остро. Мне хотелось измениться, но я не знал, с чего начать.

А еще мне хотелось, чтобы Мэри снова говорила со мной.

Глава 41

В феврале я вернулся домой с тренировки в спортивном зале и услышал, как отец громогласно обсуждает что-то с Моной в гостиной. Едва завидев меня, он заорал:

— Сэм и Салли, сюда — сейчас же!