Бледный огонь

Заметки занимают несколько страниц, но по очевидным причинам я должен отказаться от того, чтобы привести их полностью в этом комментарии. Опять были долгие паузы и «царапание и поскребывание», и возвращение светящегося кружка. Она заговорила с ним. В ответ на какой-нибудь, с его точки зрения, упоительно-глупый вопрос («ты болотный огонек?») он метался взад и вперед в экстазе отрицания, а когда хотел дать серьезный ответ на серьезный вопрос («ты покойник?»), медленно поднимался, как бы набирая высоту для веского утвердительного падения. В продолжение недолгого времени он реагировал на азбуку, читавшуюся ею вслух, оставаясь на месте, пока не называлась нужная буква, на которой он совершал краткий прыжок одобрения. Но прыжки становились все апатичнее, и после того, что два-три слова были медленно записаны, кружок ослабел, как усталый ребенок, и наконец уполз в щель, из которой внезапно выскочил с преувеличенным увлечением и стал вертеться по стенам в нетерпеливом стремлении возобновить игру. Куча обрывков слов и бессмысленных слогов, которые ей удалось в конце концов набрать, вышла в ее старательных заметках в виде короткой строки простых сцепленных букв. Я переписываю ее:

пада ата и не ланта неди огол варта тата астр трах пере патад ано улок сказ

В своих «Заметках» наблюдательница сообщает, что ей пришлось прочитать алфавит – или, по крайней мере, начать его читать (буква «а», к счастью, преобладает) – восемьдесят раз, но из них 17 не дали никакого результата. Словоразделение, основанное на таких различных интервалах, поневоле должно быть несколько произвольным; кое-что из этой галиматьи может быть перегруппировано в другие лексические единицы, не прибавляя смысла (например, «талант», «лава», «страх»). Амбарное привидение как будто изъяснялось со спастическим затруднением, следствием апоплексии или полупробуждения от полусна, рассеченного мечом света на потолке, военной катастрофой с космическими последствиями, которые не может отчетливо выразить толстый непослушный язык. И тут нам бы тоже, может быть, захотелось прервать расспросы читателя или товарища по ложу возвращением в блаженное забвение – если бы не дьявольская сила, побуждающая нас искать тайный узор в этой абракадабре.

812

Какое-то звено-зерно, какой-то813 Связующий узор в игре

Я ненавижу такие игры, они вызывают у меня биение в висках с чудовищной болью, но я выдержал и без конца корпел, с бесконечным терпением и отвращением комментатора, над искалеченными слогами в отчете Хэйзель, ища хоть малейшего указания на судьбу бедной девушки. Я не нашел ни единого намека. Ни призрак старого Хентцнера, ни игрушечный фонарик скрытого в засаде бездельника, ни ее собственная изобретательная истеричность не выражали тут ровно ничего, что могло бы сойти даже за отдаленное предупреждение или намек на обстоятельства ее близкой смерти.

Отчет Хэйзель мог бы быть длиннее, если бы – как она рассказывала Джейн – возобновившееся «поскребывание» вдруг не ударило по ее усталым нервам. Кружок света, до тех пор соблюдавший расстояние, метнулся враждебно к ее ногам, так что она чуть не упала с деревянного чурбана, служившего ей сиденьем. Ее осенило подавляющее сознание, что она находится наедине с необъяснимым и, может быть, очень дурным существом, и с дрожью, которая чуть не вывихнула ей лопатки, она поспешила вернуться под небесную сень звездной ночи. Знакомая тропинка с успокоительной жестикуляцией и другими мелкими знаками утешения (одинокий сверчок, одинокий фонарь) проводила ее домой. Она остановилась и испустила вопль ужаса: группа темных и светлых пятен, слившихся в фантастическую форму, поднялась с садовой скамьи, до которой как раз дошел свет с крыльца. Я не имею понятия, какова средняя температура в октябрьскую ночь в Нью-Уае, – удивительно, однако, что в данном случае тревога отца оказалась достаточно сильной, чтобы заставить его дежурить на воздухе в пижаме и неописуемом «купальном халате», который предстояло заменить моему подарку ко дню рождения (см. примечание к строке 181).

В сказках всегда бывает «три ночи», и в этой грустной сказке также была третья ночь. На этот раз она захотела, чтобы родители увидали с нею «говорящий огонек». Протокол этой третьей амбарной ночи не сохранился, но я предлагаю читателю следующую сцену, которая, мне сдается, не может быть слишком далека от действительности:

Зачарованный амбар

Кромешная тьма. Слышно, как ОТЕЦ, МАТЬ и ДОЧЬ тихо дышат в разных углах. Проходит три минуты.

ОТЕЦ (Матери). Тебе там удобно?

МАТЬ. Угу. Эти мешки из-под картофеля, чудные…

ДОЧЬ (с силой паровоза). Ш-ш-ш!