Бледный силуэт Луны

— Я к вам приходила просить за нее, — после долгого молчания объяснилась Анастасия. — Глеб, он сказал Варе, что вы очень скоро узнаете про Вадима и его смерть, обязательно расскажете. По телефону, в Италии. Она испугалась и наделала глупостей, так я понимаю. А мне он сообщил, что вы завладели документами дела, или ваш помощник, и будете распоряжаться нашими судьбами по своему усмотрению. Я ему не поверила, у него сплошные схемы и манипуляции, но вскоре он пропал, Варя его нигде не нашла. Тогда я пошла к вам просить за девочку и не сообщать ей, кто был настоящим отцом и что я…

— Понимаю, такой травмы никому не пожелаешь, — ответила я, пытаясь что-то сопоставить. — Но тогда я ничего не знала вообще, и документов у меня не было, он вас обманул. И мы бы друг друга не поняли.

Не знаю, что извлекла Анастасия из моих загадочных объяснений, но дальше опять мы шли молча, ее общество меня страшно удручало. По всей видимости, настал момент изъявления истины — а как ее оформить? Этого я не соображала, поэтому становилось все тяжелее. Валькино идиотское шутовство подействовало на меня фатальным образом, вот в чем заключалась главная проблема.

Кошмарная фраза: «Я видела профессора в гробу» — влезла в голову и перекрывала приличные пути объяснения с Анастасией. Не про белые же тапочки мне было толковать, а получалось именно так. Не хотелось слишком сильно расстроить или оскорбить беднягу Настю напоследок, я догадывалась, что она тоже на пределе. Но что бы такое сказать, информационно достаточное и не обидное — ну вот хоть застрелись!

Она отпустила Вальку, следовательно, я должна была сдержать слово, пускай десять раз она убийца, и странного Роди я побаивалась тоже. Никак не могла понять, кто он, и кем притворяется. К тому же при свидетелях не хотелось вдаваться в подробности или длинные объяснения, тайна замены мертвецов принадлежала нам с Ирочкой и кузену Сергею.

Шоссе уже показалось в посеревшем сумеречном пейзаже, темная большая машина завиднелась у глухого забора чуть поодаль, мужская часть общества уверенно к ней приближалась, а я никак не могла совладать с текстом приличного похоронного извещения. Стоя у обочины шоссе бок о бок с Анастасией, я наблюдала, как мощный Родион вывалил Вальку на заднее сиденье, потом уселся в машину и повел ее по кочкам непосредственно к нам. О горе нам, бессловесным!

И только когда экипаж был подан, а дверца переднего сиденья призывно приоткрылась, я обернулась к Анастасии и выполнила обещание.

— Вот, возьмите, — сказала я, передавая ей квитанцию на получение урны с прахом. — Это в Николо-Архангельском, все оплачено, захороните, где хотите.

— Что это, кто? — в ошеломлении спросила Анастасия, едва разглядев, что ей подали. — Откуда вы это взяли?

— Поверьте, я сама видела его в гробу, — вылилась прощальная фраза. С нею я села в машину и сказала Родиону. — Поехали.

Слава великому Богу, Анастасия не осмыслила мою убогую информацию, поэтому не догадалась нас задержать, а Родя послушно исполнил команду, сразу тронул с места, как только я захлопнула дверь. Все получилось, как нельзя удачнее — экипаж отъехал, а Анастасия осталась на обочине со скорбною бумагою в руке. И удалялась.

Так началась наша поездка, продолжалась она уже в другом ключе, в фарсовом. Я ничего не соображала, а на друга Валю нашел песенный стих. Почти сразу и без перерыва.

— Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить, мне некого больше любить! — с чувством завывал Валька в спину водителя. — Ямщик не гони лошадей!

Нельзя сказать, чтобы репертуар у друга Вали оказался богатым, он успел исчерпаться прежде, чем терпение Родиона истощилось. Когда «ямщик с лошадями» явились повторно, до Москвы было еще далеко.

— Скажите ему, чтобы перестал, — обратился ко мне водитель, и я поняла, что действительно пора, иначе случится что-то ужасное.

— Заткнись, поручик Голицин, — попросила я нарочито грубо, чтобы ублажить Родиона, от него зависела наша безопасная и своевременная доставка, правда, пока неясно — куда.

Корнет Оболенский демонстративно обиделся, прервал концерт и всю остальную дорогу развлекал Родиона подробностями моей частной жизни, непристойными крайне и частично вымышленными. Какую он при том преследовал цель, я не угадывала, но поскольку Родион не протестовал против разоблачений моей безнравственности, я оставляла безобразие безнаказанным, только оттачивала в уме план, который должен будет поставить все на свои места. Правда, на подступах к столице, я частично распознала Валькин замысел, он тут же встроился в план, все вышло тип-топ.

Когда Москва засветилась на горизонте отдаленным заревом, Валентин выступил с коронным номером программы разоблачений, стал со вкусом живописать, как знакомая всем Катя оторвалась от любовных утех с очередным молодым партнером, чтобы стукнуть подручным предметом по башке гостя подвернувшегося не вовремя. Кстати, тот оказался грозным восточным киллером, пришедшим по ее грешную душу.