На ноги я все же догадалась надеть босоножки, сброшенные в спешке, а сумку застегнула на молнию. Теперь оставалось войти в дом Сергея, на что я имела неоспоримое право, но видит Бог, никакого желания. Однако, деваться было некуда, остальные места были легко исчисляемы. В том случае, если Паша счел и мое поведение «недружественным», он легко найдет нас, где угодно в столице и пригородах — кроме квартиры официально мертвого родственника, о котором, я думаю, он просто не знает, вряд ли Варя информировала.
Вполне возможно, что я лихо перестаралась с конспирацией, и никто не слал на набережную машин за мною и Валькою в погоню, но… Явить провинившегося друга на ковер к патрону следовало лишь при свете дня и большом скоплении народа. Береженого бережет и Провидение, а также нельзя подвергать никого, в том числе Павла Петровича лишнему соблазну отделаться от идиота-Вальки по дешевке. Если это приходило ему в многоумную голову. А если не приходило — то милль пардон!
Это и был мой план, может быть, слишком громоздкий, перегруженный мрачными деталями, но сработавший уже наполовину. От Анастасии я увезла друга Валю живого и здорового, теперь оставалось предъявить его шефу Паше в кошмарном виде и подкинуть впечатление, что ничего дурного друг Валя не делал и не умышлял, кроме как круто загулял на пароходе. Поверит Паша или нет — дело десятое, главный разговор состоится с бумагами в руках. Из них Паша узнает, что Валентин находился в добросовестном неведении, а во всем виновна я одна.
Дальнейшее я отношу не столько к глотку виски прямо из бутылки, сколько к диким перегрузкам, выпавшим на мою долю в течение дня. Когда я осознала, что первая часть плана мною исполнена, то хлебнула для бодрости прямо из бутылки, всего один глоток, клянусь. И практически не помню, что было дальше.
Смутно мерещится, что на крыльце меня окликнула соседка Сергея, Ираида, и я с ней связно поговорила, она меня признала за хозяйку и выразила соболезнование. Потом вроде бы Валентин привел меня на веранду, где произошли ранее ужасающие события. Друг Валя упорно интересовался, как я завладела домом повешенного, а я лишь посмеивалась и предлагала угадать с трех раз.
Дальше совсем уже смутно я полагаю, что переместилась на другой этаж, там улеглась на кровать Сергея и укрылась его зимним пальто. Помню совсем как из-под воды, что Валька охал и ахал, спрашивал, где спать ему в этой комнате ужасов, и как лечить подбитый глаз, нет ли здесь куска сырого мяса и не пойти ли ему к соседке спросить. В ответ я булькала что-то о запрете под страхом гнева покойного и вызова милиции. И уже под конец Валентин допытывался, кто сюда должен прийти, и от кого мы скрываемся. Если он получил какие-то ответы, то я их в упор не помню, потому что впала в ступор, который продолжался до утра.
Очнулась я светлым днем, Вальки нигде не обнаружила, лишь полупустая бутылка виски «Джонни Уокер» стояла рядом со мной на столе. Складывалось впечатление, что это я устроила ночью дебош и подбила другу глаз. Эту иллюзию Валентин пытался мне внушить на полном серьезе, когда появился через полчаса. Сказал, что успешно отыскал свой автомобиль у Красного Холмса, пригнал сюда и готов соответствовать. А вот чему именно, я обещала сказать ночью в пьяном угаре, но несвоевременно уснула посреди фразы.
Проснулась я в полной неразберихе, путаные сны мешались с безумной явью, происшедшей накануне, с большим трудом я пыталась отделить одно от другого. Правда, откуда Валька взялся в оставленном доме кузена Сергея, я так и не вспомнила, вернее вспомнила в самую последнюю очередь, когда садилась в его машину. Перед этим с большим трудом я сложила впечатления от вчерашнего дня и выяснила, что слегка опаздываю на свидание с Павлом Петровичем в особняк.
А на подъезде с грустью вспомнила, что к моему личному подъезду вроде бы подавали машину, но я ею не смогла воспользоваться, поскольку притащила Валентина ночевать в дом Сергея. Интересно, зачем бы? И умыться не успела, ни вечером, ни утром. И есть хотелось, как приблудному псу. И что-то там на входе в особняк я оставляла для себя, какой-то очень важный мешок. Или не оставляла? Тогда где он? И почему Валька несет дикую чушь, что фонарь под его глазом….
— Слушай, прелестное дитя, — толковал Валентин, когда мы въехали на улицу Ордынку. — Я-то почти понял, что ты имела в виду, но скажи, пока мы не приехали. Ты это сама учинила или Паша велел?
— Он мне вчера сказал, что больше «не принимает в тебе участия», — наконец у меня выплыли ключевые слова. — И будет «недружественный акт», если ты поедешь искать тетю или дядю. Это я помню точно. Я очень обеспокоилась и послала депешу, что Фамусов гонит волну. Потом поехала по твоим следам, дальше у меня настала амнезия, а раньше была конго-крымская лихорадка.
— Здрасьте, приехали! — Валентин театрально взмахнул руками, оторвав их от руля, я зажмурилась. — Значит, Фамусов — это наш крокодил Паша? Почему же это?
— Здрасьте, у него дочка Софья Павловна, — в тон ответила я. — А ты думал, кто?