Бледный силуэт Луны

Чтобы кузен Сергей попривык к новому облику, я повела его пешком вокруг озера и всю дорогу делилась мемуарами о местности и о нас с Элей в далекие невозвратные годы. Тем более, что время вполне позволяло, до назначенного визита оставалось более получаса, и я не хотела застать Элю в халате и с феном в руках. Сергей узнал, хотел он того или нет, что в былые времена вместо «Белого фитнес-лебедя» на краю озера ютилась лодочная станция, потом ее сломали, лодки уплыли в сторону заката, а на их месте появились живые лебеди, грациозные черные и ослепительные белые. И пришлись весьма кстати.

Нам с Элей Добровольской. Потому что в те давние годы по новенькому черно-белому телевидению все время крутили балеты, в частности «Лебединое озеро», не в честь исторических потрясений, а просто так, для поднятия уровня культуры. Насмотревшись черно-белых телекартинок, мы с Элей принялись играть в балет, и к потехе взрослых охотно исполняли партии белой Одетты (это была я) и черной Одилии (ее танцевала Эля).

Ко всему прочему именно в те годы у меня завелась мечта стать балериной, через какое-то время, правда, она сменилась более экзотической грезой. В позднем дошкольном возрасте я планировала стать укротительницей тигров или иных хищных тварей, но, как помню, влекли меня не они сами, а невероятно прекрасные сопутствующие наряды с обильными блестками, особенно трико и плащи.

Что касается живых лебедей, возникших на пруду, то они придавали балетным играм особую прелесть. Мы с Элей вели наблюдения за птицами, стараясь перенять грацию движений. Мне, призналась я Сергею, всегда хотелось быть элегантной черной Одилией, но я понимала, что имидж не позволяет, цветовая гамма не та. Только много позже я узнала, что Одетту-Одилию танцует одна балерина, изображая по очереди обеих мифических птиц. Черное и белое смешиваются в единый образ, и выигрывают все, включая принца. Однако я вовремя спохватилась и прервала мемуарный процесс. Сергею от него пользы не случилось никакой, а мы завершили круг и направлялись к боковому выходу с бульвара, через трамвайный путь и во двор, где почти невидимый с улицы высился наш бывший дом. В последнее время его дополнительно заслонял ресторанчик с веселой вывеской «Безумный цыпленок». Надо же такое придумать, лучше назвали бы кабачок «Гадким утенком» в пару к «Белому лебедю». Или еще лучше… Лучше, к сожалению не придумалось, не успело.

Мой старый дом покрасился, похорошел, лепные маски над подъездом проявились во всем великолепии, но я любила его и таким. Особо трепетные чувства проявлялись, стоило вступить под сень лестничной клетки, гулкой и высокой, обрамленной чугунными перилами.

— Ненавижу эту претенциозность, новейшие игры в старинную элегантность! — с чувством вещала Эля. — Живешь, как в декорации.

К приходу гостей Эля выставила бутылку «Монастырской избы», мы довольно быстро освоились и расковались. Легко и плавно пошел душевный разговор обо всем и ни о чем, Сергей по большей части молчал, и это неожиданно стало ценным вкладом в беседу.

— И псевдодворец на бульваре, и ложный модерн, — Эля продолжала громить переустройство старого мира в ответ на мое восхищение. — Все это, по-моему, затхлость, старье и хлам! Не знаю, Катюша, что тебя сюда влечет.

— Воспоминания, наверное, — осторожно высказалась я. Не объяснять же Эле, что помимо ностальгии, у нас с Сергеем есть цель, вполне безумная, как «Цыпленок» у входа во двор. — Мне здесь всегда хорошо, а тебе нравится, Сережа?

— Очень достойная квартира, — веско сказал кузен Сергей, внимательно озираясь кругом. — В такой жить приятно, предки знали, что делали.

— Вот уж нет! — заявила Эля. — Я всегда была против обмена, а меня не послушали. У нас были чудные апартаменты: светлые, просторные с видом на лес. Но нет, им захотелось в родные места, и пожалуйста — все та же квартира, с темным коридором, тот же вид на кирпичную стену и ветхая дедушкина мебель!

— Вроде это Катиного дедушки мебель-то? — с чудовищной прямотой Сергей влез в душевные терзания Эли. — Или нет?

— Катюша! Давай махнемся, пока старушки на даче? — Эля с восторгом приняла бестактную выходку кузена. — У тебя-то наверняка не такие монстры стоят! Беру не глядя!

— Они нас удавят, — ответила я кисло, представляя реакцию старшего поколения. — И потом, все это — антикварная ценность, между прочим.

— Тем более, — разохотилась Эля. — Если кошмарный хлам изначально ваш. Дед Яков всегда очень туманно вещал о правах собственности, даже оставил какие-то бумаги, а у меня все руки не доходят. Кстати, твоя бабушка…

— Не тронь бабулечку Глашу! — предупредила я. — У нее были своеобразные понятия, лучше не надо.

— Нет, отчего же, Катюша? Твоя бабушка Глаша была целиком права, — рассмеялась Эля. — «Было ваше — стало наше», это я помню. Ведь так она дразнила бабу Розу на кухне, а? А та не знала, куда деваться.

— Это о чем вы толкуете? — слегка подзапутался Сергей, он не понял предмета веселья, хотя уразумел, что поднят вопрос о правах собственности.