Бледный силуэт Луны

— Ну, во-первых, о вашем ящике с книгами, — радостно доложила Эля. — Хотите посмотреть? Я специально сняла с антресолей в клозете, там их видимо-невидимо, этих ящиков. Я осилила только самый верхний и то чуть не сверзлась со стремянки. Так что остальное — извольте таскать сами!

В целом визит вылился в сплошной триумф, хотя до ящика с книгами ни у кого руки не дошли. Сергей пообещал, что немецкие фолианты он отсмотрит сам, и Эля обрадовалась вескому поводу пригласить его в гости, теперь уже по делу чрезвычайной важности. Ну зачем бы мне или Эле копаться в книгах на языке, которого не понимаем? А Сергей по-немецки читал, потому вызвался освоить эту часть дедовского наследия, вышло вполне удачное завершение визита.

Я собою просто гордилась (особенно после провала миссии с Аллой), удачное посещение старой квартиры радовало бесконечно. И главная опасность миновала, я очень боялась, что визит получится принужденным и фальшивым, вроде неудачных смотрин, однако нет. Эля с Сережей общались запросто, будто он провел с нами общее детство с видом на Чистые Пруды, а вовсе не явился парадным гостем при ужасном галстуке.

Обратно мы с Сергеем возвращались слегка потемневшим бульваром, обменивались впечатлениями и делилсь планами, почти как нормальные люди. Сергей (о чудо!) не высказал ни единой претензии, не обнаружил никакой обиды, даже охотно присел рядом на лавку, когда я вздумала выкурить сигарету под сенью вековых деревьев. Ну просто волшебное превращение произошло с кузеном! Что до наследственнных банковских сокровищ, то они выглядели столь же туманно, но поведение и самочувствие кузена Сергея сдвинулись к лучшему просто фантастически.

Накануне с Варечкой и в особенности у Эли, Сергей вел себя отменно, ни минуты стыда я не испытала. Кузен не дичился, не смотрел букой, почти не смущался и участвовал в беседах, правда, не всегда удачно. Но уж это, знаете! Еще зимой его приходилось тащить в любое общество, как «медведя на пляску», и вел он себя соответственно.

Знать бы мне, идиотке, что сулит нам недалекое будущее, то не сидела я бы тогда под липой, не слушала бы в рассеянности. Вместо того поинтересовалась бы, о чем толкует кузен Сережа, хотя бы спросила, о ком он ведет речь, кроме означенной Эли Добровольской.

— Эта твоя соседка, весьма ничего себе, — делился впечатлениями Сергей. — Но замуж ее никто не берет, это вообще странно. И все при ней, и квартира в центре, и сама худая, но интересная. Кстати, я твою подружку тут видел, она в бассейне плавает. Тоже худеет, мы с ней кофе пили, жаловалась, что замуж идти не за кого, одни уроды кругом. Жаль ее. Хотя эта-то молоденькая, трудно вам живется, женщинам. У тебя с мужьями тоже ничего не выходит. Мне Ириада говорила, кстати, что у женщин судьба страшная. Но у нее все оккультное, она на картах гадала. Потом сказала, что я не жилец, и что через женщину это… Глупости, конечно. Непонятно, что она про нежильца плела — что с квартирой будет не то, что ли? Да ну ее!

Но я курила себе «Вог» с ментолом, слушала вполуха и ни о чем не спросила кузена, даже пропустила мимо ушей мрачное пророчество соседки Ираиды. Это и называется почить на лаврах, типичный случай затмения сознания произошел со мною тем вечером на Чистых прудах. И длилось затмение неприлично долго, я даже успела уехать в Италию, в полной уверенности, что все идет прекрасно, а главное, в соответствии с планом.

Часть II

Венеция — Флоренция — Венеция

(Путешествие туда и обратно…)1

«Вы столь забывчивы, сколь незабвенны, ах, Вы похожи на улыбку Вашу!» — с такими восторгами в стихах я выходила по утрам на балкон и обращала речь в пространство и к птичкам Божьим. — «Сказать еще? Златого утра краше. Сказать еще? Один во всей вселенной, самой любви младой военнопленный, рукой Челлини ваянная чаша!»

Марина Ивановна со страстным панегириком какому-то хлыщу — она сама признавалась, что посвящала стихи мужикам и десятого сорта, лишь бы стихи лились из любвеобильного сердца — отлично служила мне по утрам в Италии, словно постаралась специально для меня и данного случая. В особенности потому, что отель, где я предавалась излишествам эрудиции, звался «Челлини». Наверное, в честь ваятеля чаши, впрочем, я не дознавалась. Довольствовалась благоприятными впечатлениями и поминала всуе любовные восторги Марины Ивановны Цветаевой с утра пораньше, до завтрака и водных процедур.