А когда я пришла на место встречи, памятник поэту стоял в одиночестве, соратника Вали подле него не обнаружилось. Валентин, небось, думать забыл, куда звонил вечером пьяный, как сапожник, и что велел делать компаньонке Кате. Надо полагать, ищет Валечка дядю, роет землю носом, а обо мне не помнит. И зачем бы? Тем не менее, я решила обождать, подумала, что посижу на скамье, попью воды из бутылки, полюбуюсь на памятник с персонажами пьесы. С детских лет барельеф имел для меня особую притягательность, череда грибоедовских персонажей неизменно занимала воображение.
Как раз напротив Грибоедова понастроили всяческих стекляшек, я купила там малую емкость с минералкой и пакет для почтовой папки впридачу. Чтобы не бросалась в глаза сразу и не вызывала ненужных вопросов, если дружок Валя все-таки заявится. Дляприятного проведения времени я неожиданно включилась в грибоедовскую викторину, затеянную соседом по скамье. Толстый потный парень лет тридцати по имени Вова пил пиво из банки, однако проявил незаурядную эрудицию по части Грибоедова и пьесы. Скорее всего, Вова проводил здесь много свободного времени, играл не раз в свою игру. Играли на пиво.
Мы с Вовой по очереди заявляли персонажей пьесы на постаменте и цитировали по реплике каждого. Правда, сосед сознался, что в школьном спектакле он играл Загорецкого, и кое-что запало. Вскоре выяснилось, что силы наши неравны, Вова помнил реплики много лучше меня. И временами помогал в состязании умов, будучи уверен в грядущей победе. Именно тогда, играючи…
Когда пришел мой черед, я опознала на рельефе гостью Наталью Дмитриевну, но вспомнить ее реплику не смогла, тогда сосед щедро подсказал: «Ну, Фамусов, сумел гостей созвать, какие-то уроды с того света!»
— Это графиня-внучка! — запротестовала я, кое-что припомнив, моя подруга Вера тоже играла в школьном спектакле, исполняла эту самую внучку. — «И не с кем говорить, и не с кем танцевать!» Её здесь нет. А та, что на памятнике, говорила, что «Платон Михайлыч мой здоровьем очень слаб».
Пожалуй, именно в этот судьбоносный момент у меня в мозгах сам собой включился нелепый процесс, как с птичкой и телеграммой на венецианской Ривьере. Грибоедовские реплики вызывали ассоциации, а те провоцировали глубинные тектонические сдвиги. Назвать это мышлением я бы не решилась. Так — всплески, но чем богаты, тем и рады.
Началось с упоминания «уродов с того света». Я с досадой осознала, что пара «уродов с того света», ныне покойные Бонифатьев и Глеб Кузьмицкий нагло встряли в мою жизнь, и поговорить о них не с кем — Валентина все нет!
Кое-как под грустные соображения я разделалась со всеми гостями на постаменте, а Вова уже праздновал победу. Далее подошел мой Молчалин, и не долго думая, я выставила самую банальную фишку: «В мои лета не должно сметь свое суждение иметь». Вова поморщился но принял, а я опять впала в грусть по поводу того, что не хочу я иметь суждения по запутанному криминальному факту, а он тянется сквозь двадцатилетие и портит мне жизнь. Но приходится. Хорошо было Молчалину, не хотел иметь суждений и не имел! Вот Вальки тоже нету — не хочет ни говорить, ни танцевать. А может быть, он, как Платон Михайлыч слаб здоровьем наутро после дебоша?
Дальше на постаменте стоял Фамусов, и Вова решил меня посрамить начисто, видно, Фамусов был у него любимым героем.
— «Вот то-то, все вы гордецы! Спросили бы, как делали отцы! Учились бы на старших глядя. Я, например, или покойник дядя!» — гремел Вова, размахивая пустой банкой, а я в оцепенении следила за ее полетом.
(И тут приплелся «покойник дядя», мистика какая-то…)
— Ладно, к чертям дядю, сейчас будет тетя! — продолжал Вова с увлечением.
— «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов! …В работу вас, на поселенье вас! В швейцары произвел ленивую тетерю!» Хорошо выражался Паша Фамусов, всех разогнал, вот был хозяин! Теперь отвечайте, Катя, за горничную Лизочку, она у нас стоит следующая.
— «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь!» — ответила я машинально.
При том мысленно озирала ландшафт с дядей, тетей, высылкой Варечки в Спицино и ленивым швейцаром Валькой, которого сотрет в порошок хозяин и работодатель Паша Криворучко. Потому что в принципе, все мы тетери. Почему — неясно, но совершенно точно. Упустили нечто очень важное, по усам текло, а в рот не попало.
— Скупо, но точно, ваша фишка, — согласился Вова. — Моя идет Сонечка Павловна, что бы за нее такое сказать хорошее? Ага, вспомним, как она женихов перебирала. Военный герой ей не понравился: «Он слова умного не выговорил сроду. Мне все равно, что за него, что в воду!»
«Ага, вот и Алла у нас про Крымский мост толковала», — обреченно думала я и молчала, не шел мне на ум завершающий Чацкий. — «Все сходится к одной приятной фигуре. Все о нем говорят, даже Грибоедов включился. А Валька где, сыщик хренов? С ним бы надо прояснить, а вот нету его нигде…»