Бледный всадник

– Датчане и впрямь были очень пьяны, но я хотел выяснить, каковы их настроения, Утред. Уверены ли они в себе? Готовы ли к атаке? – Он помедлил, чтобы вытереть кровь с губ. – Я мог выяснить все это, только если бы сам на них взглянул. Ты видел Стеапу?

– Да.

– Я хочу забрать его с собой.

– Мой господин, да ты глупец! – не сдержавшись, воскликнул я. – Стеапа закован в цепи! И его сторожат полдюжины датчан!

– Даниил был в львином логове, но спасся. Святой Павел попал в темницу, однако Бог освободил его.

– Тогда пусть Бог и присмотрит за Стеапой, – ответил я. – А ты вернешься со мной на мельницу! И немедленно!

Альберт согнулся и напряженно произнес:

– Они ударили меня в живот.

«А еще, – подумал я, – завтра у тебя расцветет шикарный фингал под глазом».

Альфред вздрогнул, услышав прозвучавшие во дворе оглушительные радостные вопли, и я понял, что Стеапа либо погиб, либо уложил очередного противника.

– Я хочу увидеть свой дом, – упрямо сказал Альфред.

– Зачем?

– Потому что это мой дом, неужели не ясно? Ты можешь пойти со мной или остаться, как пожелаешь.

– Но там Гутрум! Ты хочешь, чтобы тебя узнали и убили?

– Гутрум будет внутри, а я собираюсь только посмотреть на дом снаружи.

Его нельзя было отговорить, поэтому я провел короля через двор на улицу, прикидывая, не лучше ли просто связать его и унести. Но Альфред был в таком упрямом настроении, что, вероятно, начал бы бороться – и кричал бы до тех пор, пока не явились бы люди, чтобы посмотреть, что тут за шум.

– Интересно, что случилось с монахинями? – спросил король, когда мы покинули монастырь.

– Одна из них вон там ублажает датчан всего за несколько пенни, – ответил я.

– О всемилостивый Господь! – Альфред перекрестился и повернул обратно.

Догадавшись, что он решил спасти эту женщину, я решительно потащил его вперед.

– Это безумие! – запротестовал я.

– Пойми, Утред, иначе нельзя, – спокойно ответил Альфред и остановился, чтобы прочесть мне проповедь. – Во что сейчас верит Уэссекс? Мои подданные считают, что я побежден, думают, будто датчане победили, и смирились с тем, что весной здесь появятся новые захватчики. Поэтому людям следует объяснить, что все обстоит иначе. Они должны узнать, что король жив, что он ходит среди врагов и дурачит их.

– Что ему хорошенько расквасили нос и поставили фингал под глазом, – добавил я.

– Это мы от них скроем, – улыбнулся Альфред, – и ты не расскажешь народу о той бессовестной женщине, которая отшлепала меня угрем. Мы должны даровать людям надежду, Утред, и весной эта надежда расцветет и подарит нам победу. Вспомни Боэция, Утред, вспомни его! Никогда не оставляй надежды.

Альфред искренне верил в то, что говорил. Он верил, что его хранит Господь, что ему дозволено ходить среди своих врагов, ничего не боясь. До известной степени он был прав, потому что у датчан имелись хорошие запасы эля, самодельного вина и меда, и большинство из них были слишком пьяны, чтобы обращать внимание на покрытого синяками человека со сломанной арфой в руке.

Никто нас не остановил, пока мы шли к бывшей королевской резиденции, однако у входа стояли шестеро облаченных в черные плащи стражей, и я не позволил Альфреду к ним приблизиться.

– Стоит им посмотреть на твою окровавленную физиономию, и они докончат то, что начали другие, – заявил я.

– Тогда позволь мне хотя бы пойти в церковь.

– Ты хочешь помолиться? – саркастически спросил я.

– Да, – ответил он просто.

Я попытался его остановить.

– Если ты здесь погибнешь, погибнет и Исеулт.

– Тут нет моей вины, – возразил Альфред. – Епископ решит, что ты присоединился к датчанам, и остальные с ним согласятся.

– У меня не осталось друзей среди датчан. Мои друзья были в числе заложников и погибли.

– Тогда я помолюсь за души этих язычников, – сказал Альфред и пошел к дверям церкви, где машинально стащил с головы капюшон, чтобы выказать уважение к святому месту.

Я рывком водворил капюшон на место, дабы скрыть синяки короля. Альфред не сопротивлялся, он просто толкнул дверь и перекрестился.

В церкви тоже расположились люди Гутрума. На полу валялись соломенные тюфяки, груды плетеных кольчуг, кучи оружия, а в нефе вокруг недавно сделанного очага сгрудились несколько мужчин и женщин. Датчане играли в кости и не обратили особого внимания на наше появление, лишь кто-то крикнул, чтобы мы закрыли дверь.

– Пошли-ка отсюда, – сказал я Альфреду. – Тебе нельзя здесь оставаться.

Он не ответил, благоговейно глядя туда, где раньше стоял алтарь, а теперь были привязаны с полдюжины лошадей.

– Уходим! – настойчиво повторил я – и тут вдруг услышал громкий приветственный возглас.

Я обернулся и увидел, как один из игроков в кости встал и с изумлением уставился на меня. Из тени выскочила собака, радостно запрыгала, пытаясь меня лизнуть, и тут я понял, что пес – это Нихтгенга, а человек, узнавший меня, – Рагнар. Ярл Рагнар, мой старый друг.

Тот, которого я считал мертвым.

Глава девятая

Рагнар обнял меня.