Бледный всадник: как «испанка» изменила мир

На формирование подобного связного повествования уходит немало времени – почти столетие, если судить по начавшему пробуждаться лишь лет двадцать назад интересу к испанскому гриппу, – а до тех пор, пока история сюжетно не сложилась, возникают самые нелепые путаницы. В Австралии, к примеру, испанский грипп оказался прочно увязан в мозгах людей со вспышкой бубонной чумы 1900 года, и в народе считалось, что именно чума так и продолжала косить европейцев и американцев вплоть до 1920 года, тем более что местные газеты испанский грипп иначе чем «мором» не называли, а «мор» в обыденном понимании был синонимом «чумы». А вот японцам вскоре сделалось вовсе не до осмысления испанского гриппа, поскольку у них в 1923 году разразилось Великое землетрясение Канто, стершее с лица земли Токио и другие города восточного побережья острова Хонсю, включая злосчастную Йокогаму. Также в сознании многих людей по всему миру прочно укоренилось представление об испанском гриппе как о результате применения бактериологического оружия, да и в целом война и разразившаяся на ее излете пандемия оказались неразрывно связанными в восприятии буквально по всем параметрам. Капитанов и лейтенантов британской армии – представителей того самого «потерянного поколения» в первоначальном и самом прямом смысле, которое придавала этому понятию Вера Бриттен, – погибло около 35 000[491]. Испанский грипп убил вшестеро больше британцев, и более половины из них составляли молодые и здоровые на момент заболевания мужчины и женщины, у которых эта болезнь украла жизнь, которая, как им казалось, только начинается. Так что и они заслуживают звания «потерянного поколения» не меньше погибших на фронте, хотя на этот скорбный титул могут претендовать и сироты гриппа, и нерожденные дети, умершие вместе с матерями, и вообще все жертвы страшного 1918 года, – пусть и по разным причинам, но все, как ни поверни, по праву.

Смерть Эдмона Ростана иллюстрирует степень слияния образов войны и гриппа в сознании людей как нельзя лучше. 10 ноября 1918 года прославленный драматург планировал выехать со своей виллы во французской Басконии в Париж и присоединиться ко всеобщему ликованию по случаю окончания войны. В 17:00 за Ростаном и его гражданской женой, актрисой Мари Марке, прибыло загодя заказанное авто, чтобы доставить их на ближайшую железнодорожную станцию прямо к поезду. Пока прислуга подносила, а шофер укладывал багаж в машину, пара сидела у камина и молча прощалась с догорающими углями и родным очагом. Но как-то тоскливо и даже угрюмо смотрелись эти последние всполохи: в Париже разгоралась неведомая страшная болезнь, а на мировой сцене – пожар и вовсе непонятный, а потому пугающий… Тут они услышали, как снаружи в окно бьется птица. Ростан встал, распахнул створку, и внутрь впорхнул белый голубь, сел на пол, попытался было проковылять к камину, но тут же свалился на бок. Он залетную птицу подобрал, взял в ладони, но голубь тут же испустил дух, и крылья его безвольно опали. «Умер!» – воскликнул он. Мари в шоке запричитала что-то про дурной знак… А через три недели прославленный создатель «Сирано де Бержерака» скончался в Париже от испанского гриппа[492].

Выражения признательности

За идею книги первейшая благодарность Рихарду Фраковяку. За ценную помощь с поиском, а иногда и переводом материалов спасибо Роберту Александру, Северин Аллиманн, Андрею Анину, Клоду Аннуну, Жану-Фредерику Аншо, Пьеру Боделику, Аннет Бекер, Чарльзу Лайнусу Блэку, Элизабет Браун, Иване Букалиной, Жанин Вайн, Мальвине Влодовой, Лилии Вукович и всему персоналу Одесской национальной научной библиотеки им. Горького, Джону Гарту, Дугласу Гиллу, Марте Серезо Гуйу, Упендре Дейву, Питеру Джонсону, Жану-Рене и Франсуа Дюжаррикам де ля Ривьер, Патрику Зильберману, Бахри Карачаю, Ане Лил, Агнии Литецки, Даниелю Медину, Юргену Мюллеру, Инне Рикун, Сэнди Рич, Нилу Сари, Марии Систрем, Стефани Солинас, Тиму Троллу, Томасу Фишеру, Софи Фраковяк, Полу Френчу, Андерсу Халлбергу, Лауре Хамбрина, Дженис Шулл, Марку Элгару, Андреасу Юнгу, Негар и Мохаммеду Яхаги. За редакторские советы, которые помогли улучшить книгу, спасибо Алексу Боулеру, Жанет Лизо, Джеффри Таубенбергеру, Ане Флетчер и Майклу Шавиту. За бесконечное гостеприимство спасибо Памеле и Джанлуиджи Ленци. За грант, без которого многое в этом исследовании не состоялось бы, спасибо Обществу писателей и Авторскому фонду. И, наконец, дань сердечной признательности за его мудрость, проницательность и доброту – Дэвиду Миллеру, увы, не дожившему до выхода этой книги в свет.