Епископ, который вел службу, помедлил, ожидая, чтобы паства отозвалась на его слова, и это дало Одде повод отвести от меня взгляд. Он стоял на коленях рядом с Альфредом, очень близко от короля – стало быть, находился у того в милости. Я не сомневался: этот негодяй доставил сюда знамя с вороном и боевой топор погибшего Уббы и присвоил себе всю честь победы в битве у моря.
– Однажды, – сказал я Леофрику, – я раскрою́ этого ублюдка от паха до глотки и станцую на его требухе.
– Ты должен был сделать это вчера!
Священник, стоявший на коленях рядом с алтарем, – один из многих церковников, всегда сопровождавших Альфреда, – при виде меня как можно незаметнее подался назад, а потом встал и поспешил ко мне. Священник этот был рыжеволосый, косоглазый, а одна рука у него болталась, как плеть. На его уродливом лице отразились удивление и радость.
– Утред! – воскликнул Беокка (а именно так его звали), подбежав к нашим лошадям. – Утред! А мы думали, ты погиб!
– Да неужели? – ухмыльнулся я. – А с чего это вы так решили?
– Тебя ведь взяли в заложники!
Это правда, я действительно был одним из дюжины английских заложников в Верхаме, но, хотя Гутрум и убил всех остальных, я спасся благодаря ярлу Рагнару, одному из военачальников датчан, который был мне как родной брат.
– Я не погиб, святой отец, – ответил я Беокке, – и меня удивляет, что ты этого не знаешь.
– Откуда же я мог знать?
– Да ведь я был в Синуите, и Одда Младший мог бы тебе рассказать, что я сражался там и выжил.
Говоря это, я смотрел на Одду, и Беокка уловил в моем голосе угрозу.
– Ты был в Синуите? – нервно переспросил он.
– Значит, Одда скрыл это?
– Он нам ничего не сказал.
– Ах вот как?! – Я послал лошадь вперед, между коленопреклоненными людьми, подбираясь ближе к Одде.
Беокка попытался было мне помешать, но я оттолкнул его руку. Леофрик, будучи умнее меня, остался позади, однако я упорно втискивал лошадь между рядами молящихся до тех пор, пока не стало так тесно, что пришлось остановиться. Пристально глядя на Одду, я спросил Беокку:
– Он не рассказал вам, как погиб Убба?
– Он сообщил, что Убба погиб, сражаясь в клине, – ответил священник шепотом, чтобы не помешать литургии, – и что многие приложили руку к его гибели.
– И это всё?!
– Ну, еще Одда сказал, что сам стоял лицом к лицу с Уббой, – проговорил Беокка.
– И теперь все наверняка считают, что это он убил Уббу Лотброксона! – возмущенно воскликнул я.
Беокка почувствовал: быть беде, и попытался меня успокоить.
– Мы можем поговорить об этом позже, а сейчас, Утред, лучше присоединись к молитве.
Он не называл меня господином, а предпочитал обращаться просто по имени, потому что знал меня с детства. Беокка, как и я, был нортумбрийцем; он служил капелланом у моего отца, но, когда датчане напали на нашу страну, бежал в Уэссекс, чтобы присоединиться к тем саксам, которые все еще сопротивлялись захватчикам.
– Сейчас время для молитвы, – настаивал Беокка, – а не для ссор!
Но у меня было настроение как раз для ссоры.
– Так кто, по мнению всех, убил Уббу Лотброксона? – снова спросил я. – Отвечай!
– Люди возносят хвалу Господу за то, что этот язычник наконец-то мертв, – уклончиво ответил Беокка и попытался заставить меня говорить тише, неистово жестикулируя левой рукой, ибо правая у него была парализована.
– Так кто, по мнению всех, убил Уббу?! – повторил я. И, не дождавшись ответа, заявил: – Ты наверняка думаешь, что это сделал Одда!
Я увидел, что Беокка и впрямь в это верит, и меня охватил гнев.
– Мы сражались с Уббой один на один, – теперь я говорил слишком громко, – один на один, лишь он и я! Мой меч против его топора. И он не был ранен, когда мы начали биться, святой отец, а в конце сражения был мертв. Он отправился к своим братьям в чертог убитых!
Вне себя от ярости, я повышал голос до тех пор, пока мой крик не привлек внимание молящихся, которые, все как один, повернулись и уставились на меня.
Епископ (я его узнал – то был епископ Эксанкестерский, тот самый, что обвенчал нас с Милдрит) тревожно нахмурился. Только Альфред, казалось, сперва не обратил никакого внимания на досадную помеху, но потом и он нехотя встал и повернулся ко мне, а его жена, костлявая, узколицая Эльсвит, что-то прошипела мужу на ухо.
– Если здесь есть настоящие мужчины, – все еще кричал я, – кто из них будет отрицать, что это я, Утред Беббанбургский, убил Уббу Лотброксона в честном поединке?
Воцарилась тишина. Я не собирался мешать богослужению, но чудовищная гордость и неукротимая ярость заставили меня бросить этот вызов. Все смотрели на меня, знамена хлопали под порывами ветра, капли мелкого дождика падали с краев парусинового навеса. И никто мне не отвечал. Но люди, увидев, что я уставился на Одду Младшего, тоже посмотрели на него в ожидании ответа, однако тот оторопело безмолвствовал.
– Кто убил Уббу? – крикнул я ему. – Говори!
– Так вести себя в церкви неприлично! – сердито проговорил Альфред.
– Вот что убило Уббу! – объявил я и вытащил Вздох Змея, свой верный меч.
Так я совершил еще одну ошибку.