Блеф во спасение

Великая княгиня не могла догадываться, как слово её отзовётся. Лихой пират, рубака и вор, соблазнитель женщин, глубоко верующий, честный и отважный, читающий наизусть греческого поэта Омироса[13], её сердечный друг и единомышленник, готовый отдать себя на расстрел лучниками, как святой Себастьян, за чистую веру православную, Петрос, и посеет в истории её слова о третьем Риме. За трапезой монастырской пойдёт речь о «сказании о князьях Владимирских», где происхождение государей московских до римского императора Августа летописец протянул. И услышит будущий старец Филофей из уст усталого путника, тяжко опирающегося на посох, ибо битое сабельными ударами тело держало его на ногах уже с трудом: «Мы есть третий Рим, а четвёртому не бывать…». Но до этого было ещё далеко. Пока же укутывала воля государева великие соборы, выросшие при Иване Калите и Дмитрии Донском, итальянским алым кольцом крепости поверх белого камня твердыни прежней. А великая княгиня, принёсшая династии Рюриковичей кровное достоинство императоров Византии, отодвинув ткань застенка в красном углу и подняв расшитую самоцветами и дробницами пелену, склонилась у образа Agios Nicolaos[14], прося защиты городу и миру.

Ну вот он, ещё один шаг к границе настоящего. И остался ещё один с её стороны, а другой – с его… Постояв минуту, состав закрыл двери, тронулся.

«А не будет ли мне с тобой скучно, Иуда?…». Елена улыбнулась своим мыслям, вспомнив, как подговорила на майские иды, во время карнавала на день рождения Михаила Булгакова, своего приятеля Тимура Орагвелидзе изобразить под фотокамеру классическую сцену. «Не выходи из образа!». Он вышел во двор по специальной лесенке из полуподвального окна, не стерев грим и не сняв костюма, ровно как она и задумала. Исполнитель роли самого Воланда в спектакле «Мастер и Маргарита», режиссёр Сергей Алдонин посмеивался их дурачеству, а председателя Массолита – Андрей Курносов охотно взял на себя ответственную задачу нажать на кнопку фотокамеры. Актёры шутят профессионально. Это уже потом мы корчили комические рожи, но первый кадр был программным. Тревожно, жадно мужчина тянется к её лицу, рука обхватывает талию, а в потемневших глазах трепещет страсть, равная боли. Она же опалена жаром желания горбоносого красавца, всё женское естество взмывает в неге и тянется навстречу, но голубые глаза смотрят надменно. Увлечь и не отпугнуть – полдела. Куда труднее устоять самой от искушения. Но тут поможет вера. И осознание того, что тот, к кого так хочется любить телом, оказал преступную услугу врагам твоей души.

«И вот ведь удивительно, и Афраний, начальник тайной стражи, и сам Иуда говорили с Низой по-гречески. С ней, женой греческого торговца, и у неё были голубые глаза. Как у меня… Надо бы подговорить Тимура нашу с ним фото-сессию повторить в полнолуние в террасном сквере напротив синагоги в Китай-городе. Надену греческую тунику. Фотографировать можно позвать профессионала-художника. Виталика Вердиша, хроникёра театра».

Человеческая мысль говорилось в одной детской книжке, это самое шустрое, что только есть во всей вселенной, скорость света по сравнению с ней – черепашьи бега на фоне запуска баллистической ракеты. Думая о ночи в гремящем соловьиными трелями многоступенчатом «Гефсиманском саду» напротив Московской хоральной синагоги, Елена осмотрелась в вагоне и нашла себе место точно напротив мужчины с рюкзаком в камуфляжных штанах. «Чем-то на Нагиева похож, тоже лысый как коленка… и нос прямой. Надо же, опять из сериала по Булгакову… Да Бог с ним», – подумала она.