Она рассказала ему все. О том, как донна Бьянка побывала в палаццо Веккьо, как она ударила великую герцогиню и, намеренно или нет, стала причиной ее смерти. О том, как позже Бьянка проговорилась о своей тайной свадьбе и угрожала, что заставит Кьяру замолчать навеки. И как затем она однажды проснулась ночью в самом сердце лабиринта, где ее со всех сторон окружали отравленные шипы, пропитанные соннодольче. Они были одни в комнате, не было причины говорить шепотом, но, впервые произнеся эти слова вслух, Кьяра испугалась. И в то же время ее охватило мучительное облегчение, словно она только что положила одну из бабушкиных целебных припарок на глубокую рану и та вытянула из нее весь яд.
Когда Кьяра закончила, Руан произнес что-то на корнском. Видимо, ругательство, потому что звучало это отвратительно. Затем уже спокойнее спросил:
— Так, значит, великому герцогу известно, что ты принимаешь соннодольче?
— Да. И я думаю, он также знает, что, сделав это однажды, уже нельзя просто так взять и перестать его принимать. И знаешь, что еще? Я думаю… не знаю как, но это средство помогло мне, избавило от головных болей, от обмороков и голосов демонов. Это и хорошо, и плохо одновременно. Великий герцог пообещал, что я буду получать соннодольче столько, сколько нужно…
Она замолкла.
Руан тихо рассмеялся.
— И он выполнит свое обещание. Потому что до тех пор, пока ему одному известна формула, он знает, что ты привязана к нему.
— Может, я и привязана к соннодольче, но я ничуть не привязана к великому герцогу. Я изменила некоторые субстанции в его лаборатории, чтобы его поиски философского камня никогда не увенчались успехом.
Это признание удивило Руана.
— Очень изобретательно, — заметил он. — Но и опасно, как и все изобретательное.
— Есть одно место, где все минералы хранятся в чистом виде. Моя тайная лаборатория. Я покажу ее тебе.
— Ты изумляешь меня, тароу-ки. Пока меня не было, тебе так много пришлось пережить.
Он наклонился через стол и поцеловал ее в губы, долгим и неспешным поцелуем, который прошел по ее нервам серебряной нитью и сплелся в замысловатый узел у нее в животе.
— Для дочери и внучки республиканцев ты отлично усвоила придворную политику, — сказал он, соприкасаясь с ней губами.
— У меня не было выбора, — ответила Кьяра и снова поцеловала его, наслаждаясь вкусом и чувствуя, как внутри нее пробегает дрожь. Затем она отстранилась, внезапно поняв, что ни о чем не расспросила Руана.
— Руан, расскажи мне, почему тебе пришлось так неожиданно уехать, и чем ты занимался в Англии.
— Это сложная и длинная история.
— А есть вариант попроще?
— После восстания в 1549 году поместье моего отца отдали одному англичанину. Незаслуженно — мои отец и мать были лоялистами, и…
Он замолчал. В его глазах разверзались темные бездны горя и жестокости. Он убрал руки, словно не хотел, чтобы его рассказ коснулся и ее.
— Я расскажу тебе все в другой раз, — пообещал он. — Если коротко, то я с помощью золота великого герцога и собственной репутации пытался убедить английскую королеву вернуть мне Милинталл. Советник королевы, доктор Джон Ди, говорил с ней от моего имени.
— Он тоже алхимик?
— Да, в том числе. Доктор Ди сообщил мне, что королева Елизавета обратила свою благосклонность на другого просителя. Елизавета Тюдор щедра на подарки для своих любимцев из дворян.
— По-видимому, ты прибыл как раз вовремя, чтобы заставить ее передумать.
— Да, но…
Уголок его рта пополз вниз. После секундной паузы он продолжил:
— Об этом я тоже расскажу тебе в другой раз. Самое главное — это то, что Милинталл Хаус и Уил Лоур снова принадлежат мне по праву, как и должно было случиться после смерти моего отца.
— Я удивлена, что ты вообще вернулся во Флоренцию.
— Неужели? Великий герцог обязан заплатить мне жизнью. А кроме того, я же писал тебе, что возвращаюсь также из-за тебя.
— Руан… — Она потянулась к нему через стол и снова взяла его за руки. — Он обязан заплатить жизнью и мне. Они оба, он и донна Бьянка. Но что будет потом?
— Мы уедем домой в Корнуолл. Там мы будем в безопасности.
Ее сердце сжалось и похолодело.
— Это твой дом, Руан. Не мой, — произнесла она.
Он посмотрел на их сцепленные руки. После долгого молчания он спросил:
— Ты сможешь сделать его своим ради меня?
— Я не знаю. Я ведь не леди. Я не знаю, что значит — иметь свой собственный большой дом, не говоря уже о руднике. Я даже не могу стать полноправным членом гильдии, чтобы иметь свою собственную книжную лавку. Но вместе с тем Флоренция — это то место, где родилась я, а до меня моя мать, бабушка и прабабушка, и все предки по женской линии, хоть я и не знаю точное их число. Я принадлежу Флоренции душой и телом и даже подумать не могу о жизни в другом месте. Для меня это все равно что переехать жить в Трапезунд или на дно моря.
Он высвободил свои руки.
— И что же мы будем делать?
Она сглотнула, изо всех сил сдерживая слезы.
— Я не знаю.
Он сделал глубокий вдох и встал.