Блеск и коварство Медичи

— Если завтра великий герцог и донна Бьянка умрут, — сказал он, — великим герцогом станет маленький принц Филиппо. Обязанности его регента возьмет на себя кардинал. Он любит его и сделает это ради памяти великой герцогини Иоанны. Ты будешь в полной безопасности.

— И ты. Ты тоже будешь в безопасности. Кардинал ненавидит великого герцога, невзирая на то что приходится ему братом. Даже если он о чем-то узнает или догадается, то обставит все таким образом, что вина не падет на тебя.

— Может быть. А может, и нет. Но мне бы хотелось вернуться домой. Сейчас я нанял в поместье Милинталл смотрителя и управляющего рудником, но это только временные меры.

— Ну, Руан, пожалуйста. Нельзя сделать так, чтобы это было не только временно? Разве ты не мог бы… просто иногда туда возвращаться… как в этот раз? Мы бы могли завести дом здесь, во Флоренции.

— Мой дом — это Милтинталл.

— А мой дом — Флоренция. У меня здесь бабушка и сестры, за которыми необходимо присматривать.

Он подошел к шкафу и начал рассматривать склянки и колбы. Она видела, как он снова влезает в кожу магистра Руанно. Прошло много времени — она бы успела прочитать «Отче наш», «Верую» и полдюжины «Аве Мария».

— Я подожду, — произнес он наконец. — Но не очень долго. Это все, что я могу тебе обещать. Это будет опасно, так как подозреваю, что прием, оказанный мне великим герцогом, не настолько радушный, как может показаться на первый взгляд.

— Да, — согласилась Кьяра. — Не настолько.

Он повернулся к ней и улыбнулся. Сердце Кьяры снова ожило, болезненно дернувшись.

— Я не откажусь от тебя, только не теперь. Какой бы тайной ни была наша связь.

— Я тоже ни за что не откажусь от тебя.

— Я приму меры, чтобы ты не зачала. В древних книгах описаны некоторые способы.

— Я готова сделать все, что ты скажешь.

— Но если ты все же понесешь ребенка, то поклянись мне, что мы отплатим нашим должникам смертью и тотчас же уедем отсюда. Пообещай мне это.

Она встала и подошла к нему.

— Я обещаю, — сказала она. — Руан, если мы отыщем философский камень, возможно, он… позволит пребывать в двух местах одновременно.

Он улыбнулся.

— Я так не думаю, — произнес он. — В конце концов тебе придется сделать выбор.

Она положила ладонь ему на грудь над сердцем.

— Одному из нас придется выбирать, — поправила она.

Глава 45

Дворец Питти

29 марта 1582

Три с половиной года спустя

— Душа принца Филиппино отлетела на небеса, — промолвил священник. — Оставьте его, ваша светлость. Недостойно держаться за бренную телесную оболочку. Тем самым вы словно отрицаете волю Господа.

Франческо нежно гладил лоб своего сына. Его кожа была еще теплой и влажной от пота, выступившего на ней в последней предсмертной агонии. Его вьющиеся волосы, унаследованные от матери, влажными локонами лежали на подушке. На щеках все еще играл румянец. Под этой нежной детской кожей текла настоящая кровь Медичи, смешанная с кровью императоров в законном союзе. Сколько радости и столько надежд было связано с этим маленьким хрупким существом. Что же это за неизвестная болезнь, притаившаяся под сводами его черепа, которая свела на нет все эти надежды?

— Еще немного, — сказал Франческо.

Священник с почтительным поклоном удалился из комнаты. Врачи ушли еще раньше. На протяжении целых семнадцати дней ребенка мучил сильный озноб, и все его тельце содрогалось в конвульсиях. Никакие лекарства не помогали. Даже снадобье магистра Руанно. Под конец Франческо знал, что надежды уже нет и все действия врачей скорее вредят, чем приносят облегчение.

Его сын. Его единственный родной сын. Теперь, когда он намертво привязан к Бьянке, больше сыновей у него не будет. Оставался разве что Антонио, настолько неприлично здоровый, что порой Франческо хотелось порезать его на дольки, как сицилийский апельсин, и выжать из него сок этого здоровья, чтобы напоить им Филиппино.

«Если бы я только знал, — думал он. — Если бы я только знал, как сильно его полюблю, как сильно для меня будет значить то, что он моя родная плоть и кровь».

— Мой господин, — послышался мягкий голос Бьянки.

Присутствие Бьянки накрыло его мягкой волной ее духов, запаха пышной плоти и шороха шелковых юбок. Однако Франческо хотел еще немного побыть в атмосфере, присущей комнате умирающего, наполненной запахами лекарств и очистительных процедур… последними запахами его сына.

Она стала на колени рядом с ним и снова промолвила:

— Мой господин, мое сердце переживает вместе с вами, но мы должны пустить сюда прислугу, чтобы его омыли и приготовили к погребению.

— Великая герцогиня сама омывала тела своих умерших детей. Неужели я не могу сделать то же самое?

Он ждал от нее протеста. Теперь я великая герцогиня.