Блеск и коварство Медичи

В остальном она сильно изменилась. Ее характер, прежде резкий и взрывной, как и черты ее лица, со временем сгладился, отчасти с возрастом, отчасти от пережитых несчастий. Она была неразговорчива, но за нее говорили ее глаза — ясные и такие переменчивые. Она никогда не расставалась со своим лунным камнем — он видел тонкую серебряную цепочку на ее шее. Она принимала соннодольче. У нее были свои секреты, но в отличие от других женщин, она никогда о них не говорила. Qui vult secreta scire, secreta secrete sciat custodire — вот что она прокричала ему в тот день, когда бросилась к нему с серебряным десенсорием за пазухой. Тот, кому известна тайна, пусть также умеет хранить эту тайну. Иногда он думал о том, что его мистическая сестра, которую он избрал и связал священным обетом под действием мимолетной прихоти, стала чуть ли не более искусным алхимиком, чем он сам.

— Я прошу тебя помочь мне омыть его тело. Я приказал докторам провести вскрытие, в особенности его голову. Я хотел бы знать…

Голос ему изменил. Кьяра молчала, но глаза ее были полны печали.

— Я хочу знать причину его болезни. А кроме того, я хотел бы убедиться в том, что его смерть… не была насильственной.

— Я помогу вам, ваша светлость, — сказала она и дала знак служанкам, стоявшим за дверью. Он удивился тому, с какой уверенностью она принимает руководство ситуацией. Женщины внесли в комнату кувшины с горячей водой, большой таз, тряпки для мытья, полотенца, чистые простыни и новую, аккуратно сложенную ночную сорочку. Разумеется, это была не совсем сорочка. Это был погребальный саван. Тихо перешептываясь между собой, служанки удалились.

— Возьмите, пожалуйста, принца на руки, ваша светлость. А я уберу постель.

Он поднял мертвое тельце сына с кровати, и она начала снимать с нее грязные простыни, заменяя их на свежие. Ужасный вид постели после семнадцати дней болезни и запахи смерти не вызвали на ее лице ни малейшего следа отвращения. И, слава тебе Боже, она сама не пользовалась духами. Соблюдая исключительную осторожность, как при работе в лаборатории, девушка наполнила таз водой, слегка разбавленной отваром каких-то трав с терпким, несладким ароматом.

— Давайте омоем тело принца, магистр Франческо, — сказала она.

Это был настоящий выход — перестать быть Франческо де Медичи, великим герцогом Тосканским, который только что потерял своего единственного единокровного сына. Магистр Франческо, искусный в деле алхимии, был выше всех этих мирских переживаний.

— Я не знаю, что делать, — бесхитростно сказал он. Затем он развязал шнурки на рубашке, в которую был одет ребенок, и снял ее через голову. «Боже, какой же он худенький. И какие слабые у него руки и ноги. Я могу двумя пальцами обхватить его ручонку», — подумал он. Или, возможно, произнес это вслух.

— У вас теперь нет наследника, — сказала она. Намочив одну из тряпок в тазу, она выжала ее и протянула ему. Затем намочила другой кусок ткани для себя и с поразительной заботой, как если бы принц был еще живой, начала омывать его маленькое тельце.

— У меня есть дон Антонио, — ответил Франческо, осторожно омывая мертвое лицо своего сына, стараясь не задеть масло от святого причастия на веках, губах и мочках ушей. — Я признаю его перед лицом Бога и людей, и он станет принцем.

Она взяла еще одно полотенце, на этот раз сухое.

— У вас теперь нет наследника, — повторила она. Каждое произнесенное ею слово, будто острый кинжал, вонзалось меж его ребер. Она упивалась местью. Разумеется, все это было лишь в его воображении. Его собственные прегрешения заставляли его слышать то, чего не было на самом деле.

— Корона принадлежит мне, — сказал он. — Ее унаследует принц Антонио. Я заставлю всех принять его.

— А ваш брат?

Она протянула ему чистую сорочку. Он надел ее через голову маленького Филиппо и расправил по его телу, по рукам и ногам, вплоть до самых кончиков стоп. Пальчики на его ногах были красивые и ровные. Почему Господь сделал так, что его сын появился на свет с уродливой головой, вместо того чтобы родиться с уродливыми пальцами на ногах?

— Мой брат принадлежит лону церкви. У него нет никакой власти в светских делах. Он останется в Риме и будет продолжать плести свои интриги. Возможно, однажды он станет папой.

Она промолчала. Поверила ли она его словам? Он сам не до конца в них верил, но все время повторял их, пытаясь убедить самого себя. Фердинандо останется кардиналом. Он признает право Антонио наследовать престол. Фердинандо — мой младший брат и будет вынужден подчиниться моей воле.

Она протянула ему белоснежную накрахмаленную салфетку. Он развернул ее и аккуратно накрыл ею лицо сына.

— De profundis clamavi ad te, Domine, — произнес он. Он вспомнил, как читал этот псалом у гроба своего отца, но только ради того, чтобы выглядеть набожным в глазах других людей. Сейчас же каждое произнесенное им слово разрывало его сердце на мелкие куски.