Прочитавъ эти слова, я повернулся спиной къ воротамъ и прошелъ въ сосднюю улицу; тамъ я нанявъ запоздалаго извозчика веллъ ему везти себя въ знакомую гостиницу. Я зналъ, что тамъ можно во всякій часъ ночи получить комнату. Какую мучительную ночь провелъ я! Какую тревожную, мрачную, долгую! Какія бы ночныя бредни и ночные шумы не тревожили меня, они не могли отвлечь меня отъ знаменательныхъ словъ: «не ходите домой». Незадолго передъ тмъ я прочиталъ въ газетахъ, что какой-то неизвстный джентльменъ прибылъ ночью въ этотъ самый меблиреванный домъ и легъ спать, и затмъ покончилъ съ собой, такъ что утромъ его нашли мертвымъ. Мн пришло въ голову, что, вроятно, это случилось въ той комнат, которую занималъ я, и, вставъ съ постели, я сталъ осматривать, нтъ ли въ ней слдовъ крови; затмъ отворилъ дверь въ коридоръ, чтобы успокоить себя видомъ отдаленной свчи, около которой, я зналъ, дремлетъ коридорный.
Вопросы о томъ, почему мн не надо было итти домой, и что длаетъ Провисъ, у себя ли онъ и въ безопасности, — вс эти вопросы волновали мой умъ такъ, что я не могъ думать ни о чемъ другомъ. Даже когда я вспоминалъ объ Эстелл и о томъ, какъ мы простились съ ней сегодня навсегда, и о подробностяхъ нашего прощанія, ея взгляды и слова, и движеніе ея пальцевъ, когда она вязала, — даже и тогда у меня не выходили изъ ума слова: «не ходите домой». Когда я наконецъ задремалъ отъ крайняго истощенія ума и тла, я продолжалъ мысленно склонять безконечный глаголъ: не ходи домой, пусть онъ не идетъ домой, не ходите домой, пусть они не идутъ домой. Или: я не могу, не смю, не долженъ итти домой и т. д, пока я наконецъ не почувствовалъ, что у меня въ голов мутится, и черезъ силу заставилъ себя проснуться.
Я ршилъ пойти къ Уэммику на домъ въ его замокъ, такъ какъ только тамъ могъ узнать отъ него, въ чемъ дло, а не въ его конторской обстановк.
— Ага! м-ръ Пипъ! — сказалъ Уэммикъ, завидя меня. — Вы, значитъ, вернулись?
— Да, — отвчалъ я, — но домой не ходилъ.
— Прекрасно, — сказалъ онъ, потирая руки. — Я оставилъ по записк у всхъ воротъ на всякій случай. Вы черезъ какія ворота проходили?
Я сказалъ ему.
— Я обойду днемъ вс другія и уничтожу записки, — сказалъ Уэммикъ:- хорошее правило никогда не оставлять никакихъ документовъ, потому нельзя знать, какое изъ нихъ сдлаютъ употребленіе. Я позволю себ обезпокоить васъ просьбой: не будете ли вы такъ-добры зажарить эту сосиску для престарлаго родителя!
Я отвчалъ, что съ удовольствіемъ.
— Тогда вы можете итти по своимъ дламъ, Мери-Анна, — сказалъ Уэммшсъ двочк-служанк:- и мы такимъ образомъ останемся вдвоемъ, не правда ли, м-ръ Пипъ? — прибавилъ онъ, подмигивая мн, когда она исчезла.
Я поблагодарилъ его за дружбу и осторожность, и мы продолжали бесдовать вполголоса въ то время, какъ я поджаривалъ сосиску для престарлаго родителя, а онъ жарилъ ему гренки.
— Ну, м-ръ Пипъ, вы знаете, что мы хорошо понимаемъ другъ друга. Мы теперь бесдуемъ, какъ частные люди о нашихъ личныхъ длахъ, а передъ тмъ мы вошли въ тайную сдлку.
Я отъ души сказалъ «да». Я былъ такъ нервенъ, что поджегъ сосиску престарлаго родителя и долженъ былъ задуть пламя.
— Вчера утромъ, — сказалъ Уэммикъ, — я случайно слышалъ въ одномъ мст, куда разъ водилъ васъ — намъ лучше избгать называть имена…
— Конечно, — согласился я, — продолжайте.
— Я услышалъ тамъ случайно вчера утромъ, — продолжалъ Уэммикъ, что нкоторое лицо, не чуждое колоніальныхъ предпріятій и не лишенное движимаго имущества, — я не знаю, какъ оно велико въ дйствительности, — мы не будемъ называть это лицо…
— Не будемъ, — отвчалъ я.
— …обратило на себя вниманіе въ такой стран, куда много людей здитъ не совсмъ по своему желанію и до нкоторой степени на казенный счетъ…
Всматриваясь въ его лицо, я опять запалилъ сосиску престарлаго родителя, что отвлекло и мое вниманіе, и вниманіе Уэммика отъ разсказа; я извинился.
— …исчезнувъ изъ того мста безслдно. Благодаря такому исчезновенію, — продолжалъ Уэммикъ, — возникли разныя предположенія и догадки. Я также слышалъ, что за вами и за вашей квартирой, въ Темпл, слдили и можетъ быть до сихъ поръ слдятъ.
— Кто? — спросилъ я.
— Этого я не могу сказать, потому что это, можетъ быть, связано съ нкоторой отвтственностью, — уклончиво отвчалъ Уэммикъ.
— Не слыхали ли вы про человка очень дурной репутаціи, котораго зовутъ Компейсонъ?
Уэммикъ отвчалъ кивкомъ головы.
— Онъ живъ?
Новый кивокъ.
— Онъ въ Лондон?
Новый кивокъ, посл чего Уэммикъ продолжалъ: