Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах

— Боб не раз с нами сидел за столом. Его мать все чаще не приходила домой. Она работала официанткой в Цинциннати. Дело было в конце депрессии, и ей едва удавалось зарабатывать себе на кусок хлеба. А Мэй превратилась в писаную красавицу. Ей было пятнадцать, когда наш дядя дал ходу… Знаете, мистер Джонс, мне это тяжело вспоминать, так что тут я коротко расскажу. Папа той зимой умер от переохлаждения, замерз, и нам пришлось, чтобы с голоду не помереть, таскать овощи и фрукты с соседних ферм. Жили мы как лесные звери. А когда Мэй стала приносить домой деньги, я был еще совсем сопляк, чтобы понять, откуда они появляются. Боб был в нее по уши влюблен, и в ту пору они… ну, уже встречались, так, наверное, надо сказать. Вы, верно, знаете, что он попал в исправительную колонию после того, как его мать сгинула…

— А что случилось с его матерью?

— Потом мы узнали, что она погибла в автокатастрофе где-то в Западной Виргинии. Мы перестали шкодить, я даже снова пошел в школу, а когда Боб вернулся из колонии, у него завелись деньжата, и он говорил мне, что работает на молочной ферме. Да только я потом понял, что деньги ему давала Мэй. Я уже тогда знал, чем она занимается — невозможно было не понять. Я пытался уговорить ее кончить с этим делом. Я бросил школу, устроился на работу, но сколько может заработать подросток? Боб, тот тоже просил ее перестать, но ему никогда не удавалось долго продержаться на одном месте. И что он мог заработать? Поймите, Мэй не была какой-то помешанной на сексе девчонкой, которой это доставляло удовольствие. Она к этому так относилась — ну, считала, что продает только свое тело, и говорила, что так же поступают фабричные девчонки, которые продают свои ноги, руки…

Он замолчал, вероятно, ожидая моей реакции.

— Ну это, наверное, только с одной стороны так, — заметил я.

— Знаю, — буркнул Тим, притворившись, будто обдумывает мои слова. Он поежился. — В пятидесятом, когда Мэй было почти семнадцать, она забеременела. Ей хотелось, чтобы Боб на ней женился. Он тоже хотел, но настаивал, чтобы она завязала со своим ремеслом. А она конца этому не видела. Когда Боб работал, он мог приносить в дом жалкие гроши — случайные заработки, а Мэй надоело жить в нищете. И он отказался на ней жениться. А у Мэй уже живот наметился, и она все горевала, что у ребенка не будет фамилии. Да и другие в городе заволновались. Ведь «ремесло» Мэй до поры до времени держалось в секрете, даже в таком маленьком городке, как Бингстон. Ей помогали деньгами только несколько мужчин. Все раскрылось, когда Бобу пришло время идти в армию. Ей надо было что-то придумать с беременностью, и она заявила на него в полицию, обвинив в изнасиловании. Это было большой подлостью, но она-то так поступила в надежде, что он испугается и женится на ней. Нечего и говорить, что так называемым уважаемым горожанам, которые пользовались ее услугами, такой поворот событий очень даже понравился. Для них это был блестящий шанс избежать предания огласке их похождений. Ну а остальное вам, наверное, известно: Боба выпустили под небольшой залог, чтобы дать ему возможность жениться на Мэй. Но он ее так сильно избил, что у нее произошел выкидыш и сама она чуть не умерла. С тех пор его у нас не видели.

Я достал трубку и закурил.

 — А сами вы не видели Томаса, не искали его?

Он покачал головой.

— Если бы я его в тот день увидел, наверное, убил бы. Я даже ходил с обрезком железной трубы в кармане — хотел прошибить ему башку. Но у меня и времени не было на поиски. Я ухаживал за больной Мэй. Год спустя, уже в армии, я попытался его разыскать: куда бы я ни приезжал, везде искал, но так и не встретил. 

— А что бы вы сделали тогда, если бы нашли его?

Он нервно затеребил волосы.

— Не знаю. Тогда, хотя я посылал ей деньги, Мэй уже занималась этим делом в открытую. К тому времени, наверное, я понял, что он ни в чем не виноват. Он, как и Мэй, попал в ловушку — так уж сложились обстоятельства. Хотя, конечно, напрасно он ее избил. Этого я ему никогда не прощу.

— Может, он по-своему любил Мэй и просто потерял голову, — вдруг сказала Френсис.

— Может быть. Но я не переношу насилия, чем бы оно ни объяснялось. — Тим вытащил пачку сигарет и предложил Френсис. Та отказалась, а он закурил, глубоко, почти яростно затягиваясь.

Мы помолчали, потом Тим спросил:

— Ну что, мистер Джонс, теперь вы получили представление о Томасе?

— Да, весьма ясное.

— Странно, о людях всегда какие-то такие случайные вещи запоминаются… Вот, скажем, Боб всегда осознавал свою необразованность. Когда с нами жил наш дядя, Боб только и твердил, как ему хочется обучиться какому-то ремеслу, стать специалистом. А потом, когда у него завелись деньги, то есть я хочу сказать, когда Мэй могла бы оплатить его учебу в ремесленном училище, он даже об этом и не вспомнил.

— В этом мире ничтожеств все мы мечтаем что-то собой представлять, — пробормотал я, подумав, что у Обжоры Томаса незадолго до смерти вдруг опять пробудилось желание овладеть ремеслом.

— Что ты говоришь? — переспросила Френсис.