В отделении царила легкая суматоха. Ничего особенно в глаза не бросалось, никто не бегал, но все же в воздухе было неспокойно. То и дело мимо меня проходили ребята в форме и шепотом переговаривались. Они явно куда-то торопились. Я ждал довольно долго, успел сжевать еще две таблетки и, снова вытерев пот с лица, спросил:
— Аш один?
— Пожалуй, да, но лейтенант Аш сейчас очень занят и…
Я двинулся в глубь здания, мимо камер предварительного заключения, мимо доски оперативных сводок, потом поднялся на второй этаж и открыл дверь Билла. Он сидел за стопкой дневных газет, вооружившись ножницами. Хотя только в его кабинете было единственное крошечное окно, а на нем самом красовалась ослепительно белая рубашка с коричневым галстуком, и двубортный коричневый костюм, вид у него был несолидный. Его, как всегда, аккуратно расчесанные редкие волосы едва скрывали биллиардный шар головы, и щеки, как всегда, были по-юношески гладкими и блестящими, точно еще не знали бритвы. С той поры, как мы с ним работали в паре, он мало изменился, только располнел и еще больше полысел.
Оторвавшись от своих газет, он поглядел на меня и сказал:
— Здорово, Марти, я тебя не забыл, но я ужасно занят.
— Вижу, — сказал я, присаживаясь на шаткий стул. — Ты теперь вырезаешь куколок из бумаги?
— Новости слышал?
— Да. Я знаю все, что произошло к сегодняшнему утру. Так что нового?
Он помотал головой.
— Марти, я тут возглавляю бригаду дознавателей. Вообще-то это непорядок, что ты вот так просто врываешься ко мне…
— Если бы я не врывался вот так просто во многие места, куда мы с тобой ходили вместе, ты бы до сих пор патрулировал ночные улицы.
— Может быть, — мягко заметил он. И самодовольно, словно приговаривая про себя: я-то вот лейтенант, а ты всего-то охранник в третьеразрядном отельчике, сказал: — Ну ты же сам знаешь, как нас… мне же надо поддерживать свой авторитет. — И он широко развел руками, точно отмахивался от чего-то неприятного. — Я хочу сказать, Марти, это все-таки отделение полиции, а не клуб старых друзей.
— А по мне, Билли, очень даже смахивает на клуб — со всеми этими сдавшими смену патрульными, которые разгуливают по этажам в незаправленных спортивных рубашках. Я ведь еще не забыл, как ты выряжался после смены.
— В рубашках им не жарко, а под рубашкой у каждого кобура с кольтом, будь уверен. Эта идея с рубашками знаешь откуда? С Кубы. Вечно в этой стране происходят революции, и тамошние революционеры все носят рубашки навыпуск, чтобы скрыть под ними «пушки».
— Извини, брат, не бывал на Кубе. Говорят, там классная рыбалка.
— Слушай, какого черта мы вспомнили Кубу? — Билл поддел ножницами несколько газет. — Черт бы их всех побрал. Бокьо поклялся, что пришьет Забияку, он это повторял на каждом углу, и что же, вот уже две недели этот сукин сын торчит в Майами, запершись в гостиничном номере со своими адвокатами. Попробуй сломай ему такое алиби!
— Как Мардж и девочки?
Он отложил ножницы и взглянул на меня как на полоумного.
— Они в полном порядке, вот только Сельма подхватила какую-то инфекцию. Слушай, Марти…
— А я помню Сельму. Она младшенькая. Такие у нее светленькие волосы…
— Слушай, Марти, я страшно занят: на нас висит это дело об убийстве, так что если ты зашел порасспросить о Мардж и девочках, ладно, я им передам от тебя привет. А теперь дай мне работать. Вся городская полиция стоит на ушах из-за этого убийства.
— Из-за которого? — спросил я, подумывая отплатить Биллу какой-нибудь шуточкой по поводу его нищенского жалованья, он что же, решил, что я пришел к нему деньги клянчить? Но он очень болезненно к этой теме относился и заранее обиделся, точно я и вправду заговорил об этом.
Билл вздохнул.
— Хотел бы я быть на твоем месте. Вот так запросто спросить: «Это из-за которого?» А мне послышалось, ты сказал, что знаешь последние новости. Сегодня утром в Бронксе обнаружили труп Забияки Андерсона. С пулей тридцать восьмого калибра под левым ухом. Ты знаешь, что это значит?
— Что? — спросил я, сделав вид, что мне очень интересно.
— Когда Бокьо только начинал свои дела, у него была банда головорезов. Так вот они кончали своих клиентов, которые слишком много знали, пуская им пулю под левое ухо. Такой у них был фирменный знак. И ни для кого не секрет, что старик Бокьо поклялся вышибить из Забияки мозги после того, как этот болван попытался клеить дочку Бокьо, да не просто клеить, а однажды вроде как ее трахнул. Так говорят, во всяком случае. Дело-то пустяковое: открыто — закрыто. Да только закрывать нечего. Следствие ни на шаг не сдвинулось. Черт, да чтобы эту шараду разгадать, надо уж не знаю каким чудодеем быть, а мне сегодня надо было везти детей на Орчард-Бич поплавать.
— Если его убили в Бронксе, вы-то какое отношение к этому имеете?
— С тех пор как ты похоронил себя в этом отелишке, у тебя мозги совсем отсохли! Марти, ты разве не знаешь, что у Забияки Андерсона в наших доках есть «инвестиции»? Господи, воля твоя, да я всех, кого смог отловить, послал на задание, отменил всем отпуска и отгулы!